Анатолий Гладилин - Беспокойник

И потом, что в моем возрасте могли мне дать деньги? Здоровье пошатнулось, много мяса есть нельзя, острых соусов тоже не рекомендуется. Короче, ничего вкусного. Я отказывался от алкоголя, от развлечений, от женщин. Я с тревогой прислушивался к каждому своему сердцебиению, со страхом ждал очередного визита к зубному врачу.

А хлопоты с детьми чего стоят! Маленькие получают плохие отметки — естественно, вина родителей. Старшая дочь не может выйти замуж — конечно, виноват отец.

И вообще, мы попали в сумасшедший век революций и так называемых справедливых войн, атомных бомб и гамма-лучей, телевидения и детских радиопередач. Спасаясь от уличного шума и вони бензина в городах, мы вдыхаем запах навоза и мусора в клопяных сараях, которые нам сдают под дачи. Идиотское создание — человек! С каждым новым поколением жизнь становится только сложнее. А для чего?

И не говорите мне, что продолжительность жизни увеличилась. Я так и не достиг возраста моего отца. В наше время уже сорокалетние умирают от инфаркта. Раньше такого слова не знали, инфаркт — это достижение прогресса.

Я жил в постоянных заботах и страхе: не дай Бог попасть под сокращение штатов, не дай Бог попасть под колеса автобуса, не дай Бог попасть в больницу, не приведи Бог потерять кого-нибудь из детей! А с ними в любой момент может что-то случиться: собьет машина, проглотят иголку, взорвут на кухне газовый баллон, сожгут квартиру, играя спичками...

И от тебя все время кому-то что-то надо. Надо давать деньги на семью, платить квартплату и по счетам, платить всевозможные членские взносы, посещать вечерний университет марксизма-ленинизма, курсы повышения квалификации, регулярно читать всю муть в центральной прессе и при этом — не разбивать семью, не бросать жену, не разлагаться, не спиваться и оставаться морально чистым. Ну, как не подохнуть от такой жизни!

Нет, мою вторую жизнь я проживу совсем по-другому.

Кстати, сейчас меня зовут Иван Петрович Сидоров. Так значилось в паспорте, который я унес в чужом пальто из крематория. Рожа на фотографии такая невыразительная, что вполне сойдет и за мою. И год рождения, указанный в паспорте, близок к моему. Настоящий владелец паспорта заявит о потере не сразу, ведь за утрату паспорта надо платить штраф — сто рублей. А для алкаша (в том, что этот Сидоров был алкаш, я не сомневаюсь) сто рублей — большие деньги. И потом, Иванов Петровичей Сидоровых в Москве, наверно, 10 тысяч. Мне нечего волноваться. Впрочем, волноваться я физически не могу. Не забывайте, я все-таки мертвец.

Главное теперь — найти работу, спокойную и не пыльную.

Вот и решил я стать банщиком. Точнее говоря, это называется не банщик, а пространщик — человек, который выдает простыни и следит за порядком в раздевалке. Но все равно в простонародье его называют банщиком. Ну что ж, банщик так банщик. Эта идея пришла мне в голову после того, как в бумагах Сидорова я нашел трудовую книжку с указанием его предыдущей работы.

Раньше, в моей первой жизни, посещая баню, я часто присматривался к банщикам и находил, что у них довольно простая служба. Кроме того, они получают большие чаевые.

Там, где связано с дополнительным заработком, так просто место не находят. Поэтому я отправился к начальнику отдела кадров городского управления коммунальных услуг.

Я пришел незадолго до конца приема, и меня впустили последним. За окнами уже стемнело. Две слабые лампочки с матовыми стеклами освещали комнату. Лысый человек с беспокойными живыми глазами предложил мне сесть, взглянув при этом на часы. Было слышно, как в коридоре хлопали двери — служащие торопились домой. Я дал ему свои бумаги. Он склонился над моей трудовой книжкой. Очевидно, он был близорук. Наверняка моя солидная наружность его смутила. Он очень долго изучал записи в трудовой книжке, время от времени бросая на меня короткие взгляды. За моей спиной начали бить часы. Я обернулся. Большие настенные часы, которых я раньше не заметил, показывали половину седьмого.

— Нет, к сожалению, ничего не могу для вас сделать. У нас нет свободного места.

В комнате вдруг наступила абсолютная тишина, что совершенно необычно для такого большого учреждения. Начальник посмотрел на меня. Он ожидал, что я встану, попрощаюсь и тут же уйду.

Я встал. Только письменный стол, заваленный деловыми папками, разделял нас. Письменный стол с деловыми бумагами... Я закрыл глаза и представил себя сидящим за таким же столом и ждущим, когда же уйдет последний посетитель. Когда я открыл глаза, я увидел ужас на лице начальника. Он побелел, его руки дрожали.