Тина Вальен - Начало всех начал

— Не ври хоть самой себе, — осадил он. — Плакатами «Хочу любить» всё внутри забито. Хотела — люби!

— Мечтала взаимно… — вздохнула я.

— Спать! — завопило внутри. — Ты теряешь себя, идиотка, с этой любовью!

Теряю… — согласилась я. — Она сломала внутреннюю гармонию, заставила сомневаться, потребовала взглянуть на себя глазами мужчины. Как всё запущено! Годы прожиты в обнимку с классиками ради главной достойной цели — богатства внутреннего мира, с вершиной морального кодекса строителя коммунизма. А о красоте внешней — чуть у Пушкина, чуть у Чехова. Только в пристяжных летела тайная мечта о принцах, а им нужно соответствовать… и не на трибунах, а на каблуках. Как пошло и низко всё это было бы ещё вчера, а сегодня Незнакомка господина Блока полностью заполнила весь экран.

Я включила свет и подошла к зеркалу. Посмотри на себя, строитель коммунизма. Всё среднее: рост только чуть выше. Грудь есть, но как у моделей Праксителя, а не как у секс-бомб, фигура со стандартными параметрами, кожа — не белый мрамор, просто есть… чёрные, как смоль, с упругими локонами волосы самой нравятся, а мужчинам подавай даже не натуральных, а крашеных блондинок. Только зелёные глаза вытаскивали из этого унылого однообразия. И всё это скрыто под джинсами и свитерком — одеждой «унисекс». Вспомнила как, надев впервые платье-подарок, ощутила в себе незнакомое доселе чувство воссоединения с потаённым «я». Женщина во мне проснулась и удивилась своему отражению.

Стала понятней мама, которая зимними вечерами открывала створки шкафа и принималась примерять многочисленные платья и туфли. Папа начинал нервничать, наблюдая чудесное перевоплощение: из колхозницы в телогрейке и сапогах, как из невзрачной куколки, появлялась прекрасная бабочка. Только полёт её ограничивался стенами дома.

Так не оригинально, в мучительных сомнениях, нашла я своего героя в первое же заседание совета. Раньше я сталкивалась с ним в коридорах альма-матер и ничего, не зацепило, а тут после первых его слов поздравления с началом учебного года стало понятно без сомнений — это он! Амур зло пошутил надо мной: это было равносильно любви к недостижимым актёрам или героям. С фигурой атлета, невероятным обаянием, любезный и общительный со всеми и не близкий ни с кем, Сергей был окружён тайной. Лорд Байрон. Он и внешне походил на поэта. Где-то я проговорилась — второе имя пошло в народ. Любовь дала толчок творческим талантам, газета засияла блеском новоиспечённых афоризмов и приколов, авангардизмом красок и карикатур. Так сублимировалась моя любовь. Даже Оля не заметила моё падение.

— В самого Лорда? — сказала бы она. — Не оригинально. И ты туда же…

Почти весь третий курс я страдала в полном одиночестве, проклиная «день и час, в который встретила я вас». Почти излечившись от комплекса неполноценности, я чувствовала его новое пришествие. Кончилось золотое время свободного от любви сердца. Все подружки продолжали порхать бабочками по цветкам лёгких влюблённостей, постоянно обсуждать свои «смертельные» страсти, и я старалась не быть исключением, но имя Сергей навсегда стало для меня табу.

Очередное веселье в общаге:

— Девчонки, я влюбилась! Вчера в спортзале физики в волейбол играли. Там один такой… с узенькой попкой… Высокий… Жаль, ко мне спиной играл. Верите, ночь не спала. Имя! Дайте имя! Пропадаю я, — приставала ко всем Маша.

— А я знаю, но не скажу, пока твоя стильная майка не будет на мне на следующей дискотеке…

Перед дискотеками всех девчонок охватывало лёгкое тряпичное помешательство.

— Ты уже обещала кому-нибудь своё голубое платье? А джинсы? Я дам тебе зелёный костюм. Он очень тебе идёт. Замётано. Майку даёт мне Маша, я её знакомлю с её мечтой — узенькой попкой.

— А я больше ждать не буду, и сама подойду к этому гаду на белом танце!

Эмоциональный подъём держался до начала танцевальных вечеров, потом начинался «разбор полётов». Но чаще нравились одни, а им — другие. Пострадав с неделю, втягивались в новую интрижку. После первого дня, когда стрела Амура продырявила моё сердце, я ещё некоторое время сопротивлялась её поражающему действию, но потом пришлось полностью исключить себя из общей вакханалии влюблённостей и флиртов. Всю меня заполнил единственный образ — Он . Остальные продолжали, казалось, легко любить, шутя, жениться, даже детей рожать, а я молча несла свой крест тайной любви. Всё так же по пятам ходил, цитируя Кастанеду, Игорь, за Олей, моля о прощении, Альберт. И внешне ничего не изменилось, только чаще стали проявляться перепады настроений. На Сергея я сначала боялась поднять глаза и только огромным усилием воли заставляла себя быть естественной и обычной коммуникабельной Женькой, находчивой, остроумной, владеющей любой ситуацией.