Борис Виан: Я приду плюнуть на ваши могилы

Я опять сел за руль и отъехал. Я спросил себя, что она могла сказать Дексу; ее россказни о полиции начали меня забирать, но по-настоящему я о них не задумывался. Это шло вторым планом, как звуковой фон.

Я хотел заполучить Джин, и еще раз ощутить то, что я дважды ощутил, уничтожая ее сестру. Я только что нашел то, что всегда искал. Полициия — да, это меня доставало, но в ином смысле; это не могло помешать мне сделать то, что я хотел сделать; у меня был выигрыш во времени. Придется им побегать, чтобы схватить меня. Мне оставалось проехать чуть меньше трехсот миль. Моя левая рука почти онемела, и я вовсю жал на газ.

ХХ

Я стал понемногу кое-что припоминать, когда мне оставался час езды до места. Я вспомнил день, когда впервые взял в руки гитару. Это было у соседа, и он тайком учил меня играть; я наигрывал одну лишь мелодию: «Когда идут святые» — и научился играть ее с паузами целиком и одновременно напевать. И однажды вечером я взял гитару у соседа, чтобы сделать дома сюрприз; Том стал петь вместе со мною; малыш прямо с ума сошел, он стал танцевать вокруг стола, словно шел рядом с выступающими по запасной дорожке; он взял палку и вращал ею. В этот момент вернулся отец, и он пел и смеялся вместе с нами. Я отнес гитару соседу, но на следующий день нашел другую на своей кровати — купленную по случаю, но еще в очень хорошем состоянии. И каждый день я понемногу учился играть на ней. Гитара — инструмент, который делает вас ленивым. Берешь ее, наигрываешь мелодию, а потом откладываешь, полодырничаешь, и опять берешься за нее, возьмешь один-два аккорда или аккомпанируешь себе, насвистывая. И дни проходят очень быстро.

Я пришел в себя, когда меня тряхнуло. Думаю, я начал засыпать. Я больше не чувствовал своей левой руки и ужасно хотел пить. Я вновь попытался вспомнить старые времена, чтобы слегка отвлечься, потому что так спешил добраться, что, как только приходил в себя, мердце мое начинало колотиться, а правая рука — дрожать на руле; чтобы править машиной, я имел в наличии лишь одну руку. Я спросил себя, что делает в эту минуту Том; он, скорее всего, молился, или учил чему-то малышей; от Тома я перешел к Клему, и к городу Бактону, где я прожил три месяца, работая в книжной лавке, приносившей мне неплохой доход; я вспомнил Джики и тот раз, когда я взял ее в воде, и какая прозрачная была река в тот день. Джики, такая молодая, гладкая и нагая, похожая на младенца, и вдруг это навело меня на мысли о Лу и ее гривке — черной, жесткой, и о том, что я ощутил, кусая ее, — вкус чего-то нежного и соленого, и горячего, и пахнущего духами и ее бедрами, и у меня в ушах опять зазвенели ее крики; я почувствовал, как капли пота катятся у меня по лбу, и не мог отпустить проклятый руль, чтобы вытереть лоб. У меня было ощущение, что желудок мой полон газами, которые давят на диафрагму, чтобы раздавить легкие, а Лу кричала мне в уши; я нажал на предупредительный сигнал на руке; а предупредительный сигнал для дороги — эбонитовое кольцо, с черной точкой посередине для города, и я нажал на оба сигнала, чтобы заглушить крики. Я, наверное, ехал со скоростью восемьдесят пять миль, или около того; это было все, что могла машина, но тут дорога пошла под уклон, и я увидел, как стрелка от цифры «два» перешла на «три», а потом — на «четыре». Уже давно совсем рассвело. Теперь мне встречались машины, и некоторые я обгонял. Через несколько минут я отпустил оба сигнала, потому что мог встретить полицейских на мотоциклах, а у меня не было возможности оторваться от них. Когда приеду, возьму машину Джин, но, Господи владыко, когда же я приеду?..

Кажется, я заворчал, чуть ли не захрюкал сквозь зубы, как свинья, и чтобы ехать быстрее, взял поворот, не снижая скорости; страшно завизжали покрышки. Нэш сильно занесло, он оказался почти у левого края дороги, но потом выровнялся, а я продолжал жать и теперь смеялся, и был весел, как малыш, когда он кружился у стола, напевая «Когда святые…», и мне почти совсем не было страшно.

Эта б…ская дрожь вернулась все-таки, когда я подъехал к гостинице. Было около половины двенадцатого; Джин должна была ждать меня к завтраку, как я сказал ей. Я открыл дверцу справа и вышел с той стороны, потому с моей рукой мне вряд ли удалось бы сделать иначе.

Гостиница — здание в местном стиле, выкрашенное в белый цвет, с опущенными жалюзи. В этих краях еще было много солнца, несмотря на то, что наступил уже конец октября. Это был далеко не роскошный палаццо, как обещало объявление в газете, но, что касается уединенности, лучшего нельзя было и желать. Я с трудом насчитал дюжину строений, из которых одно выполняло сразу и функции заправочной станции, и — бистро, немного в стороне от дороги; там, наверное, останавливались грузовики-тяжеловесы. Насколько я помнил, спальные коттеджи стояли поодаль от гостиницы, и я решил, что они, наверно, упираются в ту дорогу, которая подходит под углом к главному шоссе и которую окаймляют неухоженные деревья и облезлая трава. Я остановил нэш и устремился туда. Дорога вдруг резко повернула, и так же неожиданно я наткнулся на машину Джин, стоящую перед лачугой из двух комнат — довольно опрятных. Я вошел без стука.