Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

— Опять пивом накачалась, вонища кругом.

Альберт протопал по комнате к детской кроватке, где ребенок заходился плачем.

— Ну, парень, что, что такое? Не желает тебе мать сменить подгузничек, глянуть, не раскрылся ль, не замерз ли ночью-то?

Альберт вынул ребеночка из кроватки и понес его к креслу-качалке у батареи.

— Только сменила ему пеленки, и тут меня…

— Сменила! Хоть бы покормила дитя…

— А я что, не кормила, да? Думаешь, я…

— Чего тут думать? Тут, черт подери, как ни явишься домой после четырех суток рейса, так парень орет благим матом, а ты пивом накачиваешься — сколько можно? Ну-ка, постель прибери. Я всего пару-тройку часов спал за двое суток, не больше.

Когда в горле Альберта заклокотало и он захрапел, Андре выбрался из-под кровати. Прикрывая за собой дверь, он услышал, как Доди тихонько прыснула. Нащупав в темноте ступеньки, Андре понесся что есть духу к забору, возвышавшемуся посреди зарослей пырея, перепрыгнул — и приземлился голой пяткой прямо на острый осколок пивной бутылки. Ступая на носок и оставляя за собой кровавый след, он добрался до отцовской лачуги.

Освещенный лунным светом, Исаак Макгрегор сидел на стуле с прямой спинкой, положив прямо перед собой на кухонный стол, покрытый старой изношенной клеенкой, руки. Изборожденное складками лицо в полутьме выдавало в нем индейца.

— Застукает тебя Роуз со своей бабой, и будут твои кишки болтаться на елке, — произнес отец на наречии племени кри.

Исаак шумно встал и направился в глубь комнаты к кровати.

Андре сложил одежду на освободившийся стул.

Надо бы зажечь свет, осмотреть чертову рану. Кровищи — как из зарезанной свиньи. Нет, не буду, мать разбужу, та поднимет крик. Отнесу-ка лампу к Синичке, зажгу там. Синичка славная девчонка. Не будет охать и ахать. Фу ты, черт. Совсем позабыл. Синичка-то сегодня спит у Симоны в комнате. А эта стерва, если проснется… А, ладно! Подумаешь, стеклом порезался! Ерунда, главное, Альберт Роуз меня не засек.

Андре снял полотенце с гвоздя, туго перевязал ногу и заковылял к кровати. Потянувшись за будильником, он бросил настороженный взгляд на Рейчел, свою мать, спавшую рядом с отцом. Андре принялся заводить будильник под подушкой, чтоб не слышно было; поднял кнопку звонка, поставил будильник на пол.

Мать терпеть не может этот будильник. Вечно шипит на меня, не нравится ей, как тикает; или начнет пилить, мол, ношусь с этой машинкой как с писаной торбой; не дай бог зазвенит, ее разбудит…

Андре улегся рядом с Джои, шестилетним сынишкой Симоны, осторожно пристроив перевязанную ногу под кучей сбившихся одеял.

Утром Андре проснулся оттого, что по жестяной крыше дубасил клювом дятел.

Гад! От его долбежки мороз по коже, а матери хоть бы что — спит себе. Вот если б будильник зазвонил…

Андре потянулся вниз, прижал кнопку звонка. Тело так ломило от усталости, будто по нему колесами проехали. Пятку дергало и жгло, но он все-таки спустил ноги с кровати и размотал полотенце. Взглянув на глубокий порез, он стиснул зубы.

Зашивать, видно, придется. А мне весь день стоять, качать бензин да лобовые стекла протирать. К черту! Не пойду.

Андре снова забрался под одеяло и с удовольствием представил себе разговор хозяина мастерской с отцом Пепэном.

«Вы меня, отец, просили, и я взял меньшого Макгрегора, — скажет Билл Мейсон, — хоть он и метис, ублюдок. А вы сами знаете, на метисов разве можно положиться?» — «Он молодец, мистер Мейсон. Я возлагаю на него большие надежды».

Старый хрыч. Да идите вы все! Что я, идиот, чтоб надрываться? С такой-то раной.

А ведь сегодня суббота. Сегодня как пить дать в гараж пожалуют Олсоны. Их Долорес на меня глаз положила. Нет, шут с ней, с раной, надо все же пойти.

Андре поднялся на ноги, захромал к стенке, где на гвозде висело посудное полотенце, оторвал полоску, чтоб перевязать ногу.

Услышав треск материи, Рейчел перевернулась на бок.

— Зачем рвешь?

— Ногу порезал.

— Где ночью был?

Андре повел плечами. Знает ведь где.

Мать тихонько прыснула в кулак.

— Шлюхи этой Роуз, что ли, подарочек?

Андре повернулся к матери спиной, надел поверх замотанной тряпки грязный носок, сунул ногу в ботинок. Поднявшись, он почувствовал, как опять потекла кровь из раны.

— Есть чистые штаны и рубаха?

— А это что? — Мать вопросительно ткнула пальцем в груду одежды на стуле.

Брезгливо морщась, Андре вытянул помятую рубаху с присохшим к рукаву комком кошачьего помета. Взял кухонный нож и принялся с омерзением соскребать помет прямо в остывшую печку, потом надел рубаху.