Ханс Кайлсон: Смерть моего врага

Он поднялся из своей темной фотокомнаты, где в больших стеклянных кюветах ополаскиваются снимки, пока на них не проявится изображение, и ринулся в кухню, где никого не было. Он сел на самую низкую табуретку, жена услышала, что он в кухне, и пришла к нему.

Кухня — самое холодное место в доме, заставленное гладко обструганной мебелью зеленого цвета. Вешалка для полотенец прикрыта белой гардиной с синей вышивкой, а по карнизу стеллажа тянется полоса белых кружев. Все холодное и словно вылизанное. В центре висит белый абажур на коричневом шнуре. За спиной отца длинная выцветшая желтоватая занавеска маскирует две деревянные дощатые полки с обувью, а под ними на полу в углу лежат старые газеты.

В этот момент в помещение входит ребенок. Он услышал за дверью голоса, выражавшие что-то, скрытое за словами. Это возбудило его любопытство и привлекло в кухню.

Кухня для ребенка — место удовольствия и сладких секретов, приятных сюрпризов. Больше всего ему нравится совать в них пальчики, а потом их облизывать. Но кухня — не место для серьезных разговоров.

Я не знаю, с чего начался разговор родителей. Но помню не только слова, потому что впервые на моей памяти было произнесено имя, которое мне суждено было не забывать больше никогда. Ведь слова часто совершенно неважны. Даже если их забудешь, помнишь всю картину: двое в вылизанной холодной кухне, он сидит, опираясь головой на руку с растопыренными пальцами, она стоит, а между ними узкое пустое пространство, куда провисает ее тело. А еще вспоминаешь то общее, ту неотвратимую угрозу, что неудержимо проникает в обоих. Он — весь в ожидании, устремлен ей навстречу, словно ищет в ней убежища. Она противится ей, бунтует, готова сразиться с ней, померяться силой. Угрозой заполнена вся картина целиком и каждый ее фрагмент, каждая складка выцветшей занавески, перед которой сидит отец; муха, что кружит вокруг лампы и измеряет своим жужжаньем пустое пространство между двумя людьми. Угроза разлеглась на чистом выскобленном деревянном полу, спряталась за закрытыми дверцами шкафа и в выключателе у входной двери. Неотвратимая угроза лежит во всем, и всякая мелочь в отдельности, стоит только припомнить ее, тянет за собой другую и сгущается в нечто целое, что осталось глубоко внутри воспоминания и все еще там остается. Это не страх, это намного сильнее и ощутимее страха. Оно возникает в тебе, и ты чувствуешь, как оно медленно приближается и давит тебе на плечи. Это реальность. Можешь ее оттолкнуть, отпихнуть, укусить. Это такая же реальность, как выключатель и муха и старые газеты в углу за занавеской.

И все это было впечатлением нескольких секунд, когда я вошел. Они произнесли еще несколько фраз. При этом отец испытующе смотрел на меня, как бы серьезно размышляя именно обо мне. Темнота в его глазах исчезла. Мать отклонилась назад и улыбнулась.

— До этого еще дело не дошло, — сказала она. — Мало ли что.

Отец вынул из кармана спусковой тросик фотоаппарата и принялся вертеть его в руках.

— Сегодня я сфотографировал кошку с собакой, — сказал он.

— Да, — радостно воскликнул я. — Они помирились?

— Нет, — ответил он с усмешкой.

— А как же тогда ты снял их?

— Сейчас расскажу. Приходит ко мне в ателье одна дамочка. В одной руке держит поводок, а на поводке красивый огромный дог. На другой руке у нее висит корзинка с шиншилловой кошкой. Вот, говорит, тут у меня Бютси и Хютси. Хочу их сфотографировать. Это самые послушные животные на свете, они уже год как живут вместе. Это наши детки, только они дружнее, чем брат с сестрой. У мужа скоро день рождения, он хочет их фотографию, и чтобы они мирно сидели рядышком. Вот я и хочу подарить ему такой снимок, понимаете? На память.

— В каком смысле — на память?

— Ну, на память о том, что в этом доме мирно уживаются собаки и кошки.

— Ты у нас любитель выдумывать истории, — рассмеялась мать и погрозила отцу пальцем.

— Но это не выдумка, а настоящая история, — защищался отец.

— Но ведь они не помирились, — вдруг вмешался я. — По крайней мере, ты сам так сказал.

— Вы не дали мне договорить. — И он продолжал:

«Женщина вынимает из корзинки кошечку и опускает ее на пол. Пес садится на задние лапы, потом встает и добродушно бродит по помещению. Кошечка забирается под стол и начинает умываться. Я тем временем беседую с дамой на предмет размеров снимка и количества отпечатков. Она заказывает такое количество копий, словно собирается подарить по одному снимку на память всему семейству и всем друзьям. Мы договариваемся о цене. Я продумываю композицию. Пусть будет простое фото.