Борис Виан: Сердцедер

Они подходили к стене, возвышающейся с другой стороны дома, симметрично воротам, через которые Жакмор прошел в сад накануне. Высокая позолоченная ограда нарушала монотонность камня.

— Мой дорогой друг, — сказал Ангель, — позвольте мне повторить еще раз: иметь желания — уже само по себе достаточно сильная страсть. И то, что она заставляет вас действовать, — неоспоримое тому доказательство.

Психиатр провел рукой по рыжей бороде и засмеялся:

— Вместе с тем это доказывает отсутствие желаний.

— Вовсе нет, — возразил Ангель. — Чтобы не обладать ни желаниями, ни устремлениями, вы должны оказаться в совершенно нейтральной социальной среде. И не испытывать на себе никакого влияния, утратить все воспоминания о прошлом.

— Так оно и есть, — подтвердил Жакмор. ~ Я родился в прошлом году, таким, каким вы видите меня сейчас. Взгляните на мой паспорт.

Ангель взял документ и стал его разглядывать.

— Да, правда, — признал он, возвращая паспорт. — Но это же неправда!

— Да вы себя сами послушайте! — запротестовал возмущенный Жакмор.

— Одно очень хорошо дополняет другое, — пояснил Ангель. — Правда, что это записано в паспорте, но то, что в нем написано, — неправда.

— Однако что там написано, — продолжал Жакмор. — «Психиатр. Пустой. Для наполнения». Аннотация! Да что об этом говорить! Написано черным по белому!

— Ну и что? — спросил Ангель.

— А то! Вы же видите, что желание наполнения исходит не от меня. Что все это было разыграно заранее. Что я не был свободен в своем выборе.

— А вот и нет! — возразил Ангель. — Если у вас есть хотя бы одно желание, вы уже свободны.

— А если бы у меня его не было? Даже этого одного?

— Вы бы просто перестали существовать.

— Тьфу! Не буду больше спорить. С вами становится страшно.

Выйдя за ограду, они зашагали по дороге, которая вела в деревню. Земля была белой и пыльной, по обочинам росла влажная трава цилиндрической формы — темно-зеленое частоколье желатиновых карандашей.

— Так ведь все как раз наоборот! — взвился Жакмор. — Свобода — это полное отсутствие каких бы то ни было желаний, и абсолютно свободным может считаться только тот, кто не имеет никаких желаний. Именно потому, что у меня нет никаких желаний, я считаю себя свободным.

— А вот и нет, — возразил Ангель. — Поскольку у вас есть желание заиметь желания, у вас уже есть желание что-то заиметь, а значит, все ваши рассуждения неверны.

— О! — воскликнул Жакмор в негодовании. — В конце концов, хотеть чего-либо означает быть прикованным к своему желанию.

— А вот и нет, — возразил Ангель. — Свобода — это желание, которое исходит от вас. А в общем-то…

Он остановился.

— А в общем-то, — подхватил Жакмор, — вы просто морочите мне голову. Я собираюсь вести сеансы психоанализа и забирать истинные желания, хотения, сомнения и все такое, а вы тут меня терзаете.

— Подождите, — в раздумье произнес Ангель, — проведем следующий опыт: попробуйте хоть на секунду полностью перестать хотеть желания других. Попробуйте. Но только честно.

— Я согласен, — сказал Жакмор.

Они остановились на обочине. Психиатр закрыл глаза и, казалось, полностью расслабился. Ангель пристально вглядывался в его лицо. Кожа Жакмора как будто дала бесцветную трещину. Лицо постепенно светлело; какую-то странную прозрачность приобретали руки, шея, тело.

— Посмотрите на свои пальцы… — прошептал Ангель.

Жакмор открыл почти бесцветные глаза. Сквозь свою правую руку он увидел черный кремень на дороге. Внезапно, как бы одернув себя, он снова обрел очертания и плотность.

— Вот видите, — заметил Ангель. — В абсолютно расслабленном состоянии вы перестаете существовать.

— Ну… — протянул Жакмор. — Вы сильно заблуждаетесь. Если вы надеетесь меня переубедить с помощью подобных фокусов… Лучше объясните, как это у вас получилось…

— Ладно, — махнул рукой Ангель. — Я даже рад, что вы такой лицемер и совершенно не хотите признавать очевидного. Это в порядке вещей. У психиатра должна быть нечистая совесть.

Они дошли до окраины деревни и, не сговариваясь, одновременно повернули назад.

— Ваша жена хочет вас видеть, — произнес Жакмор.

— С чего вы взяли? — буркнул Ангель.

— У меня такое предчувствие, — сказал Жакмор. — Я — идеалист.

Они вошли в дом и поднялись по лестнице. Резные дубовые перила услужливо прогнулись под увесистой пятерней Жакмора. Ангель открыл дверь в комнату Клементины.

Он застыл на пороге. Жакмор остановился за его спиной в ожидании.