Борис Виан - Сердцедер

Она подошла к ним и взяла Ситроэна на руки. Тот сжался. Она поцеловала упрямца в перепачканную щеку.

— Лапушка, — нежно заворковала она. — Скверная мамка забыла про полдник. За ваши страдания вы сейчас получите по большой чашке какао с молоком.

Клементина поставила его на пол. Двойняшки сразу же перестали плакать, радостно заверещали и бросились к матери. Они терлись своими грязными мордашками о ее черные штаны, а она тянулась к плите за кастрюлей, чтобы вскипятить молоко. Ситроэн, застывший с куском хлеба в руке, не спускал с нее глаз. Его сморщенный лоб разгладился. Слезы еще блестели в глазах, он не решался подойти к матери. Она обворожительно улыбнулась. Он, словно синюшный от страха зверек, робко улыбнулся ей в ответ.

— Вот посмотрим, как ты теперь будешь меня любить, — прошептала она, обращаясь чуть ли не к себе самой. — Тебе больше никогда ни в чем не придется меня упрекать.

«Ну вот, они уже сами едят, я им больше не нужна, — подумала она с горечью. — Может быть, они и краны уже сами открывают».

Ничего. Ничего страшного. Она дала бы им столько любви. Она даст им столько любви, что вся их жизнь, сплетенная из забот и услуг, потеряет без матери всякий смысл!

В этот момент ее взгляд, блуждающий в растворе окна, остановился на густом дыме, который поднимался от сарая. Горели корабельные рельсы.

Она вышла, чтобы посмотреть; сзади восторженно лопотали маленькие зеваки. Она уже понимала, что означает этот пожар, можно было не выяснять. Исчезло последнее препятствие.

Сарай трещал и скрипел на все лады. Черные обгоревшие балки падали с крыши. У двери, уставившись на огонь, замер Жакмор. Клементина положила ему на плечо руку. Он вздрогнул, но ничего не сказал.

— Ангель уплыл? — спросила Клементина.

Он кивнул.

— Когда все догорит, — сказала Клементина, — вы со служанкой расчистите место. Получится чудесная площадка для детских игр. Сделаем для них турник. То есть вы сделаете турник. Вот будет раздолье!

Он удивился, но, взглянув на нее, понял, что обсуждению это не подлежит.

— Вы справитесь! — заверила она. — Мой муж сделал бы это в два счета. Он был ловким. Надеюсь, в этом дети будут похожи на него.

«Я здесь уже четыре года с хвостиком», — сказал себе Жакмор.

Борода его удлинилась.

Закапал мелкий вредоносный дождик, и дети раскашлялись. Сад липко растекался во все стороны. Еле проглядывало море, такое же серое, как и небо, а над бухтой дождь, покоряясь ветру, полосовал воздух вкривь и вкось.

С дождем ничего не поделаешь. Приходится сидеть дома. Ноэль, Жоэль и Ситроэн играли у себя в комнате. Они играли в слюни. Ситроэн ползал на четвереньках вдоль края ковра, останавливаясь около каждого красного участка. Он опускал голову и пускал слюну. Ноэль и Жоэль тянулись следом, стараясь попадать в те же самые места. Кропотливое занятие.

А дождь все равно не прекращался. На кухне Клементина готовила молочное пюре. Она располнела. Она больше не пользовалась косметикой. Она занималась своими детьми. Покончив с пюре, она поднялась сменить сиделку. Подходя к детской, услышала, как Белянка журит детей:

— Какие вы мерзкие. Маленькие грязнули.

— Дождь идет, — заметил Ситроэн, который только что выдал удачную провисающую слюнищу.

— Дождь идет, — повторил Жоэль.

— Дождь, — отозвался немногословный Ноэль.

У него как раз потекло, тут уж не до разговоров.

— А кто за вами будет убирать?

— Ты, — сказал Ситроэн.

Клементина вошла в комнату. Она застала конец сцены.

— Конечно же, вы, — заявила она. — Для этого вы здесь и сидите. А мои бедные лапушки имеют полное право развлекаться, как им вздумается. Или вы находите, что на улице хорошая погода?

— А погода-то здесь при чем? — удивилась Белянка.

— Хватит, — отрезала Клементина. — Можете идти гладить. Я займусь ими сама.

Служанка вышла.

— Пускайте и дальше свои слюни, — сказала Клементина. — Если моим котяткам так хочется!

— Больше не хочется, — сказал Ситроэн.

Он встал.

— Пошли, — позвал он братьев. — Теперь будем играть в поезд.

— Поцелуйте меня в щечку, — попросила Клементина.

— Нет, — отказался Ситроэн.

— Нет, — отказался Жоэль.

Ноэль промолчал. Более лаконичного отрицания и не придумаешь.

— Вы больше не любите свою мамулечку? — спросила Клементина, опускаясь на колени.