Анастасия Баталова: Фантом (СИ)

— Но это же ерунда! — возмутился Клейд. — Как он мог растаять, если он состоит из плоти и крови? Растаял фантом. Побузил-побузил и всё, прикрыли лавочку.

Добби устало махнула рукой.

— Не умеешь ты воспринимать искусство, Клейд. Занимайся лучше своими банковскими операциями. Это же аллегорический образ. Автор хотел, чтобы каждый из нас, посмотрев этот фильм, задал себе вопрос «а настоящий ли я?», сделав таким образом первый шаг к пониманию сокровенного, глубинного в собственной душе.

— Не выдумывай. Вечно ты паришься на ровном месте и находишь глобальный смысл там, где его нет и быть не может. Это развлекательный кассовый боевик, снятый для увеличения продаж колы и попкорна. И просто так было задумано, чтобы мы не поняли, который мужик исчез. Иначе фильм не производил бы никакого впечатления и нечего было бы обсуждать, выходя из кинотеатра. — недовольно пробурчал Клейд.

Добби снисходительно погладила объемное плечо своего мужчины и примирительно подала ему руку с платиновыми часами.

Михалыч и очередная девушка, которую он по стандарту первого свидания пригласил в кино, вышли из зала минутой позже. Их места находились на самом верхнем уровне.

Увидев знакомого, Добби приветственно подняла руку. Михалыч ответил ей чуть заметным вежливым кивком головы.

Серые очертания города в сумеречной дымке пасмурного дня проплывали за окнами автобуса. Народу в салоне было не очень много, час поздний, публика подрёмывала, вяло шелестела газетами или отсутствовала, отгородившись от всего мира незаметными таблетками наушников. Сесилия ехала с работы. Медленно сомкнув веки, она откинулась на сидение, положив на колени текстом вниз раскрытую книгу. Внезапно у неё зазвонил мобильный.

— Да? — с лёгким раздражением ответила Сесилия. Вырванный из дрёмы человек в конце рабочего дня не слишком рад звонкам, тем более с незнакомых номеров. — Алло?

Сначала было тихо, потом в трубке послышался горестный вздох, и высокий женский голос, натянутый, дребезжащий от волнения, произнёс:

— Да. Это Вы. Определенно Вы. Я очень рада слышать Ваш голос, такой чувственный и загадочный. Я рада.

— Что? — переспросила Сесилия. Удивлённая складочка собралась у неё на лбу. — Кто это говорит? Представьтесь, пожалуйста…

— О… — вздохнула женщина в трубке. — Так уж ли это важно, как меня зовут, — Сесилии показалось, что собеседница всхлипнула. — С Вами говорит просто одна очень несчастная женщина…

— Что у Вас случилось? — участливо спросила Сесилия. — Разве я могу Вам помочь? — она начала подозревать, что звонят какие-нибудь телефонные мошенники, которых развелось видимо-невидимо, и сейчас эта рыдающая незнакомка непременно попросит денег.

Сесилии захотелось поскорее свернуть разговор.

— Нет, — возразила женщина. — мне не нужно ничего. Я просто хотела поговорить с Вами, соприкоснуться с чем-то поистине прекрасным и чистым…

— Да в чём, наконец, дело? — Сесилия начала сердиться. — Спасибо, конечно, но кто Вы такая?

— Понимаете, — всхлипнула та. — Мой муж. О! Он очень давно любит Вас. Я знаю. Я точно знаю.

— Да что за ерунда? — возмутилась Сесилия. Она возвысила голос и некоторые любопытные пассажиры повернулись в её сторону. — Послушай те себя со стороны… Вы несёте бред… — Однако поневоле она начала мысленно перебирать всех своих многочисленных знакомых. — Муж? Любит? Давно? Чей муж?

Женщина в трубке продолжала свои излияния:

— Вы ведь блондинка, не так ли? У Вас тонкие нежные черты лица, маленький ротик, рост около пяти с половиной футов, длинная шея, и Вы любите жемчуг… любите перебирать пальцами гладкие бусинки ожерелья, когда волнуетесь…

— Да… — потрясённо прошептала Сесилия. — Всё почти так, как вы сказали. Я блондинка… — мозг её лихорадочно работал, вызывая в памяти лица и голоса всех замужних подруг, двоюродных и троюродных сестёр, соседок, знакомых. — Кто это, чёрт побери?

— А ещё Вы пишете стихи, — с благоговейным придыханием сообщила женщина. — У Вас такая же возвышенная и вечно одинокая душа, как у него, в стихах Вы выражаете всю щемящую тщету бытия, и если бы он писал стихи, поверьте, они строчка в строчку были бы такие же как Ваши… Послушайте, Вы ведь любите Фицджеральда? А Рэя Брэдбери? А фильмы Антониони?

Сесилия хотела что-то сказать, она открыла рот, но слова неслись из трубки непрерывным потоком.

Прерывая речь восхищённо-горестными междометиями, незнакомая женщина перечисляла ещё каких-то писателей, художников, режиссёров и прочих деятелей искусства, а Сесилии не оставалось ничего, кроме как машинально припоминать всё, когда‐либо ею прочитанное, прослушанное или увиденное, иногда признаваясь себе в том, что да, пожалуй, кое-что из названного в своё время пришлось ей по вкусу… Разговор перестал быть для неё бредом. На работе, в офисе, когда совсем нечего было делать, она действительно под настроение сочиняла стихи и записывала в толстый кожаный ежедневник. Но никому не показывала. Стеснялась. «Как они могли узнать?» Мозг её снова заработал в нужном направлении. «Кто-то из сотрудников? Но кто? Может быть Брэйди? Или Гаррет? Они оба вечно ходят мимо моего столика с какими-то мутными глазами». Кто-то любит её. Любит! Вот только кто?