Красавицы держали в руках по бутылке коньяку, наверное, в качестве приза за то, что сумели догнать поезд. Градус настроения у Ветра резко подскочил вверх, и он, радостно возбужденный, попросил ученицу погулять по поезду. Конечно, у нее тот же градус свалился вниз, из–за чего они едва не поругались. Однако вдохновленный тренер, пользуясь открывшимся вторым дыханием, желал покончить с незавершенкой. И он своего добился. Бедного Алексия тискали в объятиях, лобызали в лицо и чего только с ним ни вытворяли. В общем, если бы не Александра, хранитель и верная ученица, то ее учителя Ветра две вертихвостки порвали бы на фрагменты, оставив от него, настоящего Ветра, одни сквознячки.
Этот день ознаменовался тем, что мы с Сашей проводили Галину, посадив ее в Полоцке на калининградский поезд до Санкт — Петербурга, которым она должна была прибыть домой около половины двенадцатого следующих суток. Получилось так, что мы выехали из санатория на пятнадцать минут раньше и кое–кто не успел попрощаться с Галей, поэтому в дороге нас преследовали звонки по мобильному телефону.
В Полоцке на наших глазах к поезду был пристыкован добавочный вагон, и мы с Александром затащили в него тяжелую сумку Галины. Затем долго стояли на перроне, вспоминая наши невинные шалости и безобидные хулиганства. И вот Галя зашла в вагон, и мы через окно продолжили наше общение немым способом, но без сурдоперевода. А когда поезд тронулся с места, то я вместе с ним — побежал следом. Правда, добежал лишь до первого фонарного столба, который остановил мое движение пешком до Санкт — Петербурга и на котором я, будто потрепанный в боях стяг побежденного, повис безвольной тряпкой.
В санаторий мы вернулись в полночь. Так как Александр в тот день из спиртного и маковой росинки во рту не держал и даже горло им не прополоскал, то мы сели у него в номере, где еще было чем поправить здоровье. Посидели часов до двух ночи и так интеллигентно и культурно, что никто нас не побеспокоил, кроме Валентины, которая позвонила, чтобы узнать, как дела у Александра. Вот так я впервые в санатории провел вечер исключительно в мужской компании, не разбавленной ни нимфой, ни даже девушкой. Чтобы не беспокоить «плохих парней» (вахтеров корпусов) и не тратить силы на подвиги с прорывом на свое место, я занял еще не успевшее остыть ложе Валентины, подруги Александра. Говорят, что когда спишь на новом месте, можно загадать желание и оно обязательно сбудется. Не сделал я этого, ибо забыл про примету. Кстати, это был единственный случай, когда я в санатории провел ночь не в своей постели. Только не подумайте, что это пишется в оправдание перед своей женой, — просто так получилось.
А чтобы разбавить собственную пресную жизнь в санатории, вот вам курортная байка от Василия Ивановича.
Когда–то давным–давно, когда еще процветало великое царство под названием Советский Союз, а его огромное войско было чуть ли не самым большим на земле, Василий Иванович, как воин воздушных сил, получил горящую путевку не то в профилакторий, не то в санаторий или дом отдыха.
Приехал он на место и активно включился в процесс рекреации своего организма. Это сейчас нравы вольные, даже слишком, а тогда образ жизни был строг и требователен, с большой духовной составляющей. А такой расклад во время отдыха, как вы понимаете, не сулил Василию Ивановичу каких–либо чувственных и любовных утех. Так бы и провел наш служака и вояка Василий Иванович свой отпуск, если бы однажды к нему в номер не пришла молодая и очень красивая горничная, чтобы исполнить свой долг — убрать комнату и навести порядок. Девушка была стройна и красива, в движениях пластична и грациозна, и даже со шваброй и тряпкой для помывки полов смотрелась интригующе. Просто куколка, и мечта скульптора, ну не отвести глаз. А она, противная и шаловливая, видя, что понравилась постояльцу, принялась то выгибаться, то прогибаться, то, повернувшись к нему спиной, нагибаться. И тут, глядя на все это аморальное безобразие, Василий Иванович своим бдительным оком совершил удивительное и сногсшибательное открытие — девушка была, извините за выражение, без трусиков. Несмотря на отсутствие в нем пуританства Василий Иванович был шокирован такой наглостью в официальном учреждении. От этого у него, бедного, в зобу или еще где–то сперло дыхание, а с другой стороны (думаю, Василий Иванович еще и свое местоположение подкорректировал и даже резкость глазного аппарата навел, чтобы все увидеть), — это было подкупающе восхитительно.
Читать дальше