Алексей Ловкачёв - Приключения бывшего мичмана

— Точно, разговаривал с Лёнчиком, то–то так подозрительно быстро свернул разговор.

Я промолчал, так как при всем идиотизме положения ничего другого не оставалось. Дело в том, что месяц назад я точно так же попался первый раз, когда разговаривал все с той же любимой девушкой из Питера, закрывшись в комнате. Жена и тогда появилась внезапно: вошла в комнату, когда я томным голосом продолжал ворковать, а под конец еще и дал «пузыря»:

— Ну, Ленчик, пока! — под этим я подразумевал мужское имя Лёня. Однако с учетом уменьшительно–ласкательной формы и тона, которым я даже с любимой собакой не разговаривал, жена тут же сделала правильный вывод.

— Понятно, с каким Ленчиком ты разговариваешь, закрывшись в комнате! — сказала она.

— Всего лишь начальницкий пудель… — проворчал я так, чтобы она услышала.

Тогда это меня возмутило — если я закрылся, может быть, для делового, секретного разговора, то незачем врываться и мешать. Мало ли! А вдруг бы я обсуждал по телефону вопросы, связанные с коммерческой тайной, с моей работой в банке? Может, я с председателем правления банка обсуждаю сберегательный вклад Президента нашей страны… или финансирование секретнейшей сделки по доставке в Антарктиду энного количества пуховых телогреек отечественного производства… Ой, да мало ли что я мог еще важного по телефону обсуждать!

Слава богу, у меня ума хватило тогда не выступить, зато в этот раз его не достало. К слову сказать, до этого у меня не случилось подобных проколов, а тут аж два, да еще подряд — небывалое явление в моей адюльтерской биографии.

Вот что это — потеря головы или утрата нюха?

Конечно, можно сказать, что это закономерный конец любой подпольной деятельности. Но это было бы справедливо в том случае, если бы я этим занимался систематически, то есть являлся профессионалом, а то ведь у меня это единичные случаи… ну или почти единичные. И здесь можно констатировать, что я дилетант, а потому попался опять–таки закономерно. Однако так прокалываться, имея за плечами двадцатичетырехлетний милицейский стаж и из них почти десятилетний — оперативной работы, это сущий позор на мои милицейские седины!

Только представить, всю жизнь я был почти примерным мужем — ни шага влево, ни шага вправо от жены. Ну или таковым считался.

А теперь! Что теперь?

Напрочь вышел из доверия у собственной жены.

И из–за чего? Из–за одного неосторожного слова. Ну, хорошо, пусть будет так: из–за одного предлога и двух невинных слов медицинского свойства. Где это видано, чтобы из–за такого пустяков человека лишать доверия? Ну, прямо ей–богу! Было бы из–за чего…

Однако судьба ко мне благоволила, так как оказалась более чем милостива. Жена — умна и терпелива, а потому не стала нагнетать ситуацию. А ровно через неделю, впервые за 20 лет подавая кофе в постель, как бы нечаянно пролила его прямо на известное место:

— Прости, милый, за неосторожность! — намекнула она.

Осознавая свою вину за доброе расположение к пуделю своего любимого начальника по имени Ленчик мне только и оставалось, что простить свою жену. Я был благодарен ей за такт и понимание ситуации.

Издержки былой работы

Вообще–то, сны мне снятся редко. По какой причине, не знаю, может, просто утром я их забываю. Однако недавно, дело было с четверга на пятницу, приснился настоящий кошмар.

Будто бы я иду по огромному коридору, а где–то впереди неясно виднеется широкий лестничный марш. Дальше, за ним, стоит кто–то, кого за пролетом не вполне видно. Зато четко обозначался силуэт Иосифа Борисовича Михалковича, первого заместителя начальника Главного управления внутренних дел (ГУВД) Минского горисполкома, начальника криминальной милиции — в определенных кругах личности очень даже небезызвестной. Снилось, будто стоит этот грозный начкрим и что–то говорит собеседнику. Чудным образом я понимаю, что речь идет о предстоящем оперативном совещании по подведению итогов работы УБЭП [4] УБЭП — управление по борьбе с экономическими с преступлениями. , на котором, по обыкновению, должны быть заслушаны оперуполномоченные, имеющие низкие показатели работы. И тут краем уха слышу, как Иосиф Борисович произносит:

— Да. И обязательно надо поднять и заслушать Ловкачёва…

Невидимый собеседник с ним соглашается и с готовностью говорит:

— Да, конечно. Его мы обязательно поднимем и спросим по всей строгости.