Владислав Грушев: Байки из блога

Дон скупо улыбнулся. «Я не деспот и дарю тебе право выбирать самой. Но ты не ценишь этого… Итак, что ты будешь петь?»

— «Мне всё равно» — прошелестела Одри и помолчав несколько секунд запела. Ледяная усмешка застыла на лице Дона Маула. Взгляд замер в одной точке.

— «Ла–ла ла–ла ла–ла ла–ла, танцуют звёзды и луна» — разносился нежный, печальный голос в тиши кабинета. Иногда голос ломался, срывался в низкий хрип, казалось, что певица прикладывает неимоверные усилия, чтобы отчаянная, всепоглощающая истерика не охватила её.

Примолкшие было собаки зарыдали. Хоккайдо основательно тряхнуло. От иррациональности, потусторонности происходящего волосы на голове Дона Маула встали дыбом. Резким взмахом руки он прервал пение. «Довольно! Уходи. Я позову тебя позже.»

Облегчённо вздохнув и что–то невнятно пробормотав, призрак тотчас же рассыпался на мелкие вихри и исчез. Вцепившись в подлокотники кресла и слегка привстав Дон Маул напряжённо вслушивался в затихающее послезвучие.

«Что она сказала? То ли «Да, Дон», то ли … Нет! Не может быть! Она не посмеет…» Устало откинувшись на спинку, он широко, счастливо улыбнулся и закрыл глаза.

«Она будет моей вечно. Эдда Кэтлин ван Хеемстра Хэпберн — Растон.» Ему нравилось мысленно произносить полное имя Одри. «Вечно…»

Просидев в полной неподвижности около получаса, он резко поднялся и принялся распаковывать новый шёлковый халат, разрывая в нетерпении плотную обёрточную бумагу и не отрывая глаз от мерцающего пятна монитора.

Один глаз косил. Город провалился в ночь. Блогосфера открылась… Время …

Надсадный вой сирены бесцеремонно выпнул Глеба в реальность. Мгновенно сбросив остатки сна, он сел на койке и включил в кубрике свет. В коридоре раздавался гулкий топот армейских ботинок и слышались обрывки команд.

— «Что за…!» — досадливо подумал Глеб и принялся быстро обуваться. За 20 лет войны он уже привык к тому, что ничем хорошим этот топот не заканчивается. Сирена наконец заткнулась, уступив место решительному голосу из системы внутреннего звукового оповещения:

— «Внимание! Персоналу и армейским подразделениям базы срочно прибыть на платформу номер один для эвакуации. Экипировка — полная. На сборы — 10 минут. Внимание…»

— «Плохо» — нахмурился Глеб, вытягивая из–под койки армейский ранец. Платформа номер один была предназначена для взлёта–посадки космических челноков. Похоже, эвакуация намечалась на орбиту. А то и на Луну. Поговаривали, что там строили военные базы — как раз для такого случая…

А полная экипировка означала, что сюда они уже не вернутся. Дверь кубрика распахнулась и внутрь ввалился Макс — сосед Глеба.

— «Ну что там?» — спросил Глеб.

— «Да чёрт его знает!» — раздражённо ответил Макс, лихорадочно копаясь в своём ящике — «Всю смену сняли с дежурства, погнали собираться. Сказали ждать никого не будут. Люди болтают, что климатическое применили — ударная волна очень быстро распространяется. Все сваливают. Если правда — конец Матушке — Земле…»

— «Хреново» — сказал Глеб, доставая с полки книги и сваливая их на постель. Он уже одиннадцать лет жил на этой базе и накопил за это время небольшую библиотеку, из–за чего слыл чудаком. Часть книг выменял, часть купил, часть подарили, а часть осталась у него из юности, из той — прошлой, мирной жизни, когда люди ещё жили в городах и воздух был чистым…

Люди посмеивались над ним — зачем хранить все эти килограммы бесполезной бумаги, когда петабайты информации можно носить в нагрудном кармане? Что, впрочем, не мешало им иногда брать книги почитать, так — ради любопытства. Начальство закрывало глаза на это маленькое чудачество — специалистом Глеб был первоклассным.

— «Ты что?» — Макс на секунду оторвался от своего занятия — «Собираешься тащить это всё с собой? С собой разрешено брать только ранец — они же не влезут! Да брось ты их — скоро некому будет читать. Человечеству, судя по всему, кранты — на орбите мы долго не протянем…»

— «Я возьму то, что влезет» — спокойно ответил Глеб, быстро просматривая книги — «Так, эту обязательно. Габриэль Гарсиа Маркес — «Сто лет одиночества»«. Глеб прочитал эту потрясающую по художественной силе книгу довольно давно, но до сих пор был под сильнейшим впечатлением. С тех пор он её так и не перечитывал — всё как–то не решался и не был уверен, что когда–нибудь перечитает вновь, но это не имело ровно никакого значения — книга должна быть с ним — она сама по себе обладала особой энергетикой…