Эрико Вериссимо - Господин посол

Мы не встречаем ни малейшего сопротивления со стороны врага. Федеральные войска сдаются без боя. Мосты и железные дороги нетронуты. Правительственные самолёты в небе больше не появляются.

Оставив позади сырые и тёплые районы с сахарными, банановыми и кокосовыми плантациями, мы поднялись в умеренную зону плоскогорья, на котором расположена столица. Высота здесь в среднем около восьмисот метров над уровнем моря, дни тёплые, а ночи прохладные, почти холодные.

Сегодня воскресенье. Барриос распорядился сделать привал в десять часов утра в посёлке Мансанарес, чтобы присутствовать на мессе в маленькой часовне. Его сопровождали два офицера. Валенсия остался возле часовни, он беспокойно расхаживал из стороны в сторону и с нетерпением посматривал на часы.

За Барриосом, Валенсией и Пабло я наблюдаю с особым вниманием. Первый как будто постоянно находится в мистическом трансе. Когда к вечеру мы прибыли в Санта-Мария-де-ла-Сьерра, иностранные корреспонденты окружили его, чтобы сфотографировать и получить интервью. Валенсия в таких случаях всегда исчезает. Его можно принять за тень Барриоса, но тень эта гораздо более значительна, нежели личность, которая её отбрасывает. Это кальмар, который прячется, выпуская тёмную жидкость. И всё же Валенсия, без сомнения, подлинный творец этой революции, или, вернее сказать, её генеральный директор. Он никогда не покидает генерала. Вступает в разговор в самых необходимых случаях, но делает это очень скромно, ненавязчиво. Он устанавливает время интервью, просматривает фотографии генерала и осуществляет самую строгую цензуру всего, что пишется о революции и её вожаках.

Пабло Ортега чувствует себя всё более подавленным по мере нашего приближения к Серро-Эрмосо. Я спросил его сегодня, окажет ли столица сопротивление. Он ответил, что не думает. «Это будет прогулкой в правительственный дворец. Скоро мы получим сообщение, что в столице идут уличные бои и что несколько батальонов правительственных войск примкнули к нам». Я понимаю, что заботит Ортегу: в Серро-Эрмосо его мать, его дом, его друзья, его прошлое… И могила его отца.

26 октября. Мы всего в тридцати километрах от Серро-Эрмосо, с возвышенности уже видна столица, её дома, белеющие в зелени. В десять часов утра Барриос принял делегацию повстанцев в походной, грязной и пропотевшей одежде. Они пришли сообщить, что столица только что пала. В основном это люди из народа и студенты. Они рассказали, что сражение, длившееся двое суток, было ожесточённым, с обеих сторон имеется много убитых и раненых. Барриос слушал молча. И когда Валенсия спросил: «Где Каррера?», глава делегации ответил: «К несчастью, ему удалось добраться до аэропорта и на собственном самолёте улететь в Сьюдад-Трухильо». Барриос не сдержал раздражённого жеста, а Валенсия воскликнул: «Неужели никому из вас не пришло в голову, что прежде всего надо захватить аэропорт?» — «Мы пытались, но были отброшены с большими потерями». Валенсия продолжал спрашивать: «Вам известно, кто бежал с диктатором?» Повстанцы переглянулись, помолчали, и наконец один из них ответил: «Члены его семьи, и может быть, кое-кто из генералитета». Валенсия задумался. «Но как ему удалось бежать, если правительственный дворец был окружён?» — «Из дворца Каррера бежал на вертолёте. В аэропорту его прикрывал отряд правительственных войск, пока самолёт не поднялся в воздух. У нас же самолётов не было, и мы не могли преследовать беглецов».

Снова помолчав, Валенсия спросил: «Кто командовал обороной аэропорта? Полковник Сабала?» Студент покачал головой. «Дон Габриэль Элиодоро Альварадо. Он же возглавлял гарнизон столицы. Сабала давно сдался.» — «Габриэль Элиодоро убит?» — «Он был ранен в сражении за аэропорт и взят в плен нашими солдатами». Глаза Валенсии заблестели: «Позаботьтесь хорошенько о нём и о Сабале! Они не должны умереть, ибо нам не нужны мученики. Этих мошенников, как и других преступников, будет судить народный трибунал. Об их чудовищных преступлениях узнает весь мир, и они будут расстреляны как бандиты, а не как невинные жертвы!»

«Невероятно! — сказал мне Пабло, когда мы остались одни. — Я-то воображал, что Габриэль Элиодоро в Европе… Вот не думал, что он способен на такую верность! Чем её объяснить?» — «Я журналист и должен сообщать только факты. Моим шефам не очень-то нравится, когда я пытаюсь их анализировать…»

Мигель Барриос позвал Пабло, чтобы продиктовать ему первое воззвание главы народного революционного правительства к гражданам Сакраменто и всего мира. В течение двух часов они работали в доме, где разместился штаб колонны. Роберто Валенсия, как обычно, находился тут же и по ходу дела вставлял свои замечания: «Слишком возвышенно. Об этом пока рано говорить. Не стоит дразнить или успокаивать какую-либо страну или экономическую группировку. Пусть остаются в неведении… По-моему, воззвание не должно содержать более двухсот слов».