Годкин глядел на причалы, у которых стояли рыбацкие лодки. Море сейчас напоминало вино.
Пабло указал на белый дом в конце улицы, стоящий недалеко от берега.
— Здесь жил мастер Наталисио.
— Жил? — удивился Годкин.
— Да. Он погиб на прошлой неделе во время решающей атаки на город.
— Как?
— Шальная пуля. Он сидел у своего крыльца и работал, не обращая внимания на стрельбу.
— А где его сыновья?
— С нами. Они хорошие солдаты.
Годкин продолжал смотреть на бухту.
— Мне не терпится услышать твою историю, — сказал он после короткого молчания.
В таверну вошли двое и уселись за стол возле двери. Судя по всему, это были рыбаки.
— Пообещай мне ещё раз, что никому не расскажешь о том, что сейчас услышишь.
— Обещаю.
— Хорошо. Как ты знаешь, я почти без затруднений добрался до расположения войск Барриоса. Вечером я приземлился на посадочной площадке нашей плантации и той же ночью с проводником-пеоном, пройдя через заросли сахарного тростника, поднялся в горы с оружием и боеприпасами, которые сумел добыть.
— А как тебя принял Барриос?
— Сначала с некоторым недоверием. Но у него не было другого выхода. Он сделал меня секретарём бригады в звании капитана, и в этом, надо признать, есть что-то смешное. Капитан Ортега!
— Звучит неплохо.
— Но ни с чем не сообразно.
— Почему? Впрочем, продолжай.
Они решили, что благоразумнее будет говорить по-английски. Зал понемногу наполнялся, среди посетителей были и военные. Кто-то громко потребовал света, и хозяин зажёг на каждом столе свечу, вставленную в горлышко бутылки.
— С вершины Сьерры, — продолжал Пабло, — революционные штурмовые отряды нападали на окраины города и федеральные патрули. Происходило это обычно по ночам, и я оставался с шефом. В мои обязанности входило не только составлять приказы, но и вести своего рода дневник. Как ты можешь себе представить, эта удобная должность писаря не очень пришлась мне по душе. Я был в полной безопасности, пока мои товарищи рисковали жизнью и даже погибали…
— В конце концов, — прервал его Годкин, — ты приехал сюда не затем, чтобы умереть. Или я ошибаюсь?
— Нет, разумеется.
— Что же произошло между тобой и Валенсией?
— Поскольку я интеллигент, сын помещика и к тому же дипломат, он с первого же дня отнёсся ко мне с подозрением и недоброжелательством, которое я ощущал ежеминутно.
Стало совсем темно. Звёзды сияли над городом, над горами и морем.
— А что за человек Барриос?
— Вне всякого сомнения, он одарён. Мне известно одно доказательство его преданности делу революции, его мужества и стойкости. И знаешь, что меня в нём особенно поражает? Даже произнося речи, полные пророческой страсти, или принимая важные решения по военным вопросам, он помнит о правилах риторики и грамматики. — Пабло сжал руку друга. — Повторяю, Билл, мой рассказ сугубо конфиденциален.
Годкин кивнул.
— А Валенсия?
— Он идеолог, мозг революции. Превосходно знает, как вести партизанскую войну. Умелый и хладнокровный организатор. Знает, чего хочет, и добивается цели… не считаясь со средствами.
— Как он относится к генералу?
— Барриос для него флаг корабля, но у руля-то стоит он, Валенсия, использующий этот флаг для своих целей.
— А каковы они? — спросил Годкин, повинуясь профессиональной привычке, хотя заранее знал ответ.
— Во-первых, свергнуть правительство, а потом увести революцию влево.
— И ты думаешь, Барриос пойдёт в этом направлении?
Пабло пожал плечами.
— В конце концов он окажется между двух огней. С одной стороны, дьявольская изворотливость Роберто Валенсии, а с другой — всем известная неуклюжесть госдепартамента. К тому же Барриос уважает Валенсию и восхищается им, прислушивается к его советам. Валенсия же, подобно скульптору, лепит идеальный образ спасителя народа, мессии. Он внушает это Барриосу, и тот изо всех сил старается не подвести своего создателя. Уже в горах Барриос стал меняться, менялись его слова, поступки, взгляды.
Хозяин принёс дымящееся блюдо креветок, плавающих в жирном оранжевом соусе, большую бутыль вина и тарелку с ломтями козьего сыра и домашнего хлеба. Друзья принялись за еду.
— Валенсия пока нуждается в Барриосе, — продолжал Ортега. — Ведь крестьяне его обожают. За несколько месяцев революции вокруг фигуры генерала родились легенды. Среди простых людей ходят истории о чудесах, сотворённых Барриосом: например, будто бы достаточно прикосновения его пальцев — и больной исцелён, ещё рассказывают, что Барриоса одновременно видели в трёх местах, весьма удалённых одно от другого: в горах Сьерры, в Оро Верде и в Парамо. И всё это благодаря его чёрной бороде, придающей ему сходство с Хуаном Бальсой, которого народ считает святым.
Читать дальше