Олег Акимов: Из последнего рейса

…Олег, у меня к вам большая просьба. Мне нужна справка из отдела кадров пароходства, с указанием даты поступления на работу, по май месяц текущего года, когда Миша вернулся из последнего рейса…»

Холодно… Я иду мимо старых облезших бараков по занесённой снегом узкой дорожке. Улица Зелёная. Вот и церковь. Погружаюсь в наполненный ладаном полумрак… Справа, между колонн, — распятие… Ставлю свечу в бронзовую кувшинку подсвечника, и поднимаю голову…

Они чем–то похожи, — Иисус и Миха. Такой же тощий. Такое же измученное, худое лицо, безвольно опущенная голова… Правда, — похожи… Мишке, как и ему, тоже было тридцать три…

Не знаю молитв…

«Мишка…» — шепчу я, глядя на пламя свечи… Горло перехватывает спазм…

«Мы уходим… Миха… Послезавтра в рейс.… А ты? Как же …? Мишка, гад ты… Зачем же ты так…?»

Сажусь на скамью у стены, откидываю голову и закрываю глаза.

— Вам плохо? — слышу я голос женщины–чернушки.

— Что?

— Вам плохо? — повторяет она.

— Ничего… Друг погиб… В июне… Девятого…Я не знал…

— В Чечне? — она положила совок, и присела рядом.

— Нет… Нет… Не в Чечне…

Она вздохнула, — «Это Вознесение… Девятого июня, — Вознесение Господне… Бог прибирает к себе в этот день праведников. Сразу. Прямо к себе на небушко…».

Я поднимаюсь со скамьи, и медленно иду на выход. Оглядываясь на бабульку, отрицательно качаю головой:

«Он не был… Праведником… Не был…».

Открывая дверь, и выходя из храма, слышу в спину: «Бы–ыл! Если на Вознесение, то и значит, что был!..».

«…Ну, хорошо… Хорошо, если так…», — соглашаюсь я.

Вдыхаю глоток морозной свежести, и грустно улыбнувшись, добавляю:

— Значит, повезло… Повезло…

(Мурманск — Санкт — Петербург)