Андрей Ветер - Стеклянная тетрадь

Но в то время, о котором я вспоминаю, мы были юны и счастливы выдавшимися нам школьными каникулами. Интересно, смогли бы оставаться столь же счастливыми, если бы знали, что нас ожидало впереди?

В аэропорту нам «внезапно» встретился господин К, крупный индийский бизнесмен, которого мы с лёгкой руки Миши Галузина прозвали Коньяком за его пристрастие к выпивке. Этот Коньяк проехал с нами по всем городам, и лишь много позже я узнал, что его поездка была заранее предусмотрена Юрвасом по работе, а мы, то есть наша молодёжная компания, были всего лишь ширмой. Но выглядело всё вполне естественно.

Однажды Юрвас привёз меня к Фадеевым (они жили не на территории посольства, а в городе, в доме со сторожем–индийцем) и сказал:

— Андрюха, жди меня здесь. У меня очень важная встреча. На обратном пути я заеду за тобой.

Что это была за встреча, я не знаю. Юрвас часто брал меня с собой для прикрытия. Иногда я сопровождал его в ресторан, иногда — в другой город. Временами мне приходилось «брать на себя» детей тех людей, с кем Юрвасу нужно было поговорить без помех, и тогда я занимал детвору беседами на отвлечённые темы.

Саша Фадеев, отец Катерины, работал вместе с моим отцом в разведке, и они долго обговаривали какое–то дело. Затем Юрвас уехал. Мы провели с Катериной обычный вечер, наслаждаясь беспредметной трепотнёй и слушая пластинку Сюзи Кватры (эта блондинистая бас–гитаристка в то лето буквально околдовала нас). Юрвас вернулся к полуночи и был сильно пьян. Точнее сказать, он был пьян настолько, что едва мог двигать руками и ногами. Как мне сказал позже один из его сослуживцев, это был стиль работы Юрваса. Он всегда крепко пил и считал, что без выпивки его отношения с агентом ничего не стоили, да и агента легче сломать за дружеской попойкой, в которой теряются все границы. Что ж, каждый выбирает свой путь.

Я сел за руль. Едва мы уехали от Фадеевых, отец сразу уснул в машине. В то время у нас была зелёненькая «тойота–корона», очень лёгкая в управлении и очень подвижная. Я думаю, что Юрвас начал учить меня управлять машиной (когда мне было тринадцать лет), чтобы я мог помогать ему в таких страшных ситуациях. Я не знаю, на какие силы он опирался, когда ехал с задания в тяжёлом опьянении, но отключался он, попав в «свои» руки, сразу. Мне стоило немалых трудов выгрузить его из машины и поднять на третий этаж, где мы жили.

Возвращение Юрваса из Индии было внезапным и стремительным.

После смерти отца мама рассказала, что индийская контрразведка устроила за Юрвасом абсолютно нахальную слежку, сидели у него «на хвосте» нагло, не таясь. Однажды его машину (с неприкасаемым дипломатическим номером!) остановили на ночном шоссе какие–то люди, попросили выйти и сильно избили.

— Он всю ночь после этого ходил в ванную, — вспоминала мама, — всё сморкался и сморкался, в носу что–то мешало ему после удара. Страшно было. Просто страшно. Ведь нам всем казалось, что индуи не смеют поднять руку на белого человека, но вот посмели…

«Миролюбие индийского народа становится общепризнанным штампом. Штамп кочует из брошюры в брошюру, из статьи в статью, из речи в речь, пробивается в официальные документы. Хитроумные индийцы умело подпитывают это мнение. Первое же серьёзное соприкосновение с индийской действительностью развеивает этот миф… Жизнь в Индии жестока к тем, кого она не милует и в других странах — к неимущим, к национальным меньшинствам, к чужакам, к слабым вообще». Это слова Леонида Шебаршина, который лучше многих других познал индийцев, работая в те годы резидентом в Дели.

Юрвас был для индийцев не просто чужаком (несмотря на множество друзей в правительстве Индии), но чужаком опасным — он забрался чересчур высоко, поэтому его следовало остановить любым способом. Он умел быть своим, где бы ни появлялся. Сдружился он и с одним из сыновей Индиры Ганди — Санджаем. А это было слишком глубоким вскапыванием политической почвы, недопустимо глубоким вскапыванием. Ни одна контрразведка не может позволить такого.

Позже Санджай погиб, разбился на самолёте. Он увлекался самолётами. Самолёты любил и мой отец. Случайное ли это совпадение? Официальная версия гласит, что Санджай разбился из–за какой–то неполадки двигателя. Но редкий из людей, работавших в Индии по линии советской разведки, допускает возможность случайной гибели Санджая. Все говорят, что он был убит, хотя доказательств тому не нашлось. Это была первая смерть в серии политических убийств в семье Ганди. После Санджая была убита его мать Индира Ганди, затем погиб от руки убийцы Раджив, её второй сын.