Я чувствую, как у меня перекашивается лицо. Больше всего на свете я ненавижу яичницу. У меня на неё аллергия, у меня от неё оскомина. Весь учебный год меня пичкают яичницей по утрам. Иногда я объявляю забастовку, и матушка принимается готовить на завтрак оладушки или ещё что–нибудь вкусненькое, но запал её быстро проходит, и я снова вынужден жрать эту мерзость.
Я гляжу на понуро лежащие в холодильнике восемь некрупных белых яиц и соображаю, как бы сделать так, чтобы завтрак доставил мне хоть какое–то удовольствие. Яйца можно сварить. Это самое простое. Сварить их можно всмятку, вкрутую и «в кошелёк» — этому меня долго учила матушка, но у меня всегда получается всмятку, терпения не хватает ни на вкрутую, ни на «в кошелёк», то есть когда белок как бы вкрутую, а желток — всмятку.
А можно зажарить, тем более что масло у моей хозяйственной тётушки имеется.
И не просто зажарить, а попытаться сделать настоящую глазунью, по крайней мере тогда в завтраке будет смысл.
Что ты ел на завтрак? Вопрос.
Ответ. Я ел яичницу–глазунью!
Для яичницы нужна сковородка, которую я нахожу в ящике кухонного стола.
Сковородка большая, на ней поместится яичница даже не из двух яиц, а из двадцати.
У матушки целая куча сковородок — матушка запасливая.
У Симбы сковородка одна — или, может, вторую я не нашёл.
Но я не ищу дальше, я жутко хочу есть и быстро варганю себе яичницу. Глазунья получается так себе — один глаз подбит, а второй просто вытек. Но есть можно, хоть я и пересыпал соли. Зато затирать остатки корочкой замёрзшего белого хлеба — очень даже ничего!
Я наливаю себе чай и перемещаюсь в комнату, напевая под нос: «Яичница–глазунья, яичница–глазунья, с подбитым правым глазом яичница–глазунья…»
Судя по всему, папенька с матушкой сейчас тоже завтракают, у них примерно восемь утра.
Жуют свой шведский стол, про который потом будут мне долго и нудно рассказывать.
Какие были блинчики. Если они были.
И какой был сок — сок там имеется в любом случае, так что от рассказов о нём мне не отделаться.
У Симбы сок тоже есть, в самом низу холодильника маячит пакет. Но сока пока не хочется.
Мне хочется поскорее увидеть тётушку, но она не сообщила, когда вернётся.
И я наклоняюсь к компьютерам.
Машина, предоставленная мне Симбой, действительно старая. То есть — давно устаревшая. Во всяком случае по сравнению с тем зверем, которым она пользуется сама. Но и эта сойдет, думаю я, привычно подсоединяя один комп к другому. Симбин компьютер стоит на специальном столике, мой — на какой–то дурацкой тумбочке. В голове всё вертится песенка про яичницу–глазунью с подбитым глазом. Один подбит, второй — вообще вытек, яичница–глазунья, яичница–глазунья, теперь надо включить комп Симбы, потом — как бы свой комп. Всё, есть контакт!
На Симбином компе стоит совершенно замечательный броузер, Opera, на моём — дурацкий Explorer, который имеет привычку глючить, как и прочие изделия преподобного Билла Гейтса. Я запускаю Explorer и с тоской думаю о том, что на Симбиной машине всё это шуршало бы побыстрее.
А на этой — что говорить, шуршит еле–еле, но поделать я ничего не могу.
Мне велено сидеть за этим компом.
Я съел яичницу–глазунью с подбитым глазом и сел за этот дурацкий комп.
Интересно, что за заказчик у Симбы и когда она придёт домой?
Я знаю только то, что она — крутой веб–дизайнер. Я тоже не прочь стать крутым веб–дизайнером, говорят, этим можно неплохо зарабатывать, хотя по Симбиному холодильнику этого не заметно.
Было восемь яиц, осталось шесть.
И одна пицца.
И полбутылки подсолнечного масла, а также совсем немного белого замороженного хлеба.
Если бы матушка с папенькой за своим шведским столом знали, что ел их сын на завтрак, они бы пожалели, что не взяли меня с собой.
Хотя поехал бы я или нет — ещё вопрос.
Скорее всего нет, мне гораздо интереснее с тётушкой, которой сейчас нет дома.
И непонятно, когда она вернётся.
Я смотрю на запустившийся Explorer и размышляю, что предпринять дальше.
Можно, например, поиграть в сетевой Quake, но я придумал занятие получше.
Точнее, я вспомнил, что делал вчера, когда Симба вышла из ванной после душа.
Я сидел за её компьютером и набирал в поисковом окне слово «Симба».
Симба вошла, и я закрыл программу.
Яичница–глазунья вдруг начинает противно бурчать в моём животе.
Бурчать, урчать, ворчать — короче, подавать голос.
Это оттого, что я её терпеть не могу.
Читать дальше