Её длинные чёрные усики шевелятся, будто она к чему–то принюхивается.
А потом она взлетает и начинает кружиться надо мной, и я вдруг встаю и вскидываю сумку на плечо.
Бабочка летит к дому номер двадцать три, и я иду вслед за бабочкой.
Мне кажется, я знаю, как быть дальше.
Какой подъезд мне нужен — третий.
Бабочка летит впереди, я иду вслед за бабочкой, хотя даже не смотрю на неё.
Во дворе поворачиваю к третьему подъезду.
Бабочка поворачивает туда же.
Матушка с папенькой уже совершенно точно в воздухе, мне становится грустно, на самом деле я бы хотел искупаться в море.
А мне придётся две недели торчать у сумасшедшей тётушки, покрасившей волосы в красный цвет!
Всё бы отдал, чтобы такое проделала матушка! Вот было бы прикольно!
Бабочка уверенно летит к третьему подъезду, а потом взмывает вверх.
Я стою посреди двора, задрав голову, и считаю этажи.
Первый. Второй. Третий…
Четвёртый. Пятый. Шестой…
Бабочка еле различима, я щурю глаза, и мне кажется, что она на уровне восьмого этажа.
Видно даже окно, возле которого она машет серебристыми крылышками. Да нет, это глюки, на таком расстоянии ворону ещё можно рассмотреть, а бабочку — нет!
И всё же мне надо подняться на восьмой этаж, а для этого проникнуть в подъезд.
На двери кодовый замок, но дверь, по счастью, открыта.
Остальные подъезды накрепко заперты.
Кто–то шёл в магазин и не захлопнул входную дверь.
Наверное, та бабулька, что нырнула в продуктовый.
Я вхожу в подъезд и направляюсь к лифту.
Лифт исправен, и меня это радует, несмотря на то что лифтов я боюсь — раз застрял в собственном подъезде и торчал там два часа. Постоянно нажимал на кнопку, и мне говорили, что скоро меня выпустят. Похоже, у диспетчеров был обед, и выпустили они меня лишь после того как всё доели. А я последние полчаса лез на стенки — жутко хотелось в туалет…
Я выхожу на восьмом этаже и тупо оглядываюсь по сторонам.
Здесь четыре квартиры, можно, конечно, трезвонить во все по очереди и повторять: «Извините, я ошибся!»
В какой–нибудь из квартир обязана обнаружиться тетушка.
Эта глупая бабочка могла бы влететь в подъезд и помаячить перед нужной дверью, да только бабочки уже и след простыл.
Мне предстоит выкручиваться самому.
Я подхожу к правой двери, прислушиваюсь.
Тишина полная, но я вдруг чётко осознаю, что это именно то, что мне нужно. Дверь без номера.
— У неё дверь без номера! — напоследок сказала мать.
Я ставлю сумку на пол и нажимаю на кнопку звонка.
Звонок работает, за дверью что–то монотонно дребезжит.
И становятся слышны очень лёгкие, какие–то воздушные шаги.
Когда матушка идёт открывать дверь, она шлёпает тапочками, словно напялила ласты.
А папенька — тот вообще топочет, как стадо слонов…
А тут шаги лёгкие и воздушные, затем раздаётся звук открываемого замка.
Но дверь неподвижна: видимо, открыли внутреннюю дверь и смотрят на меня в глазок.
Я сам всегда смотрю в глазок, прежде чем отпирать.
Но вот дверь распахивается, и я вижу в проёме красный причесон.
— Тебя как зовут? — настороженно спрашивает Симба.
— Меня зовут Михаил! — отвечаю я, так же настороженно вглядываясь в тёмные и огромные глаза моей тётки.
Она как–то странно, прерывисто дышит, волосы у неё и впрямь выкрашены в ярко–красный цвет, но на сумасшедшую она совсем не похожа.
Не забыть бы сказать об этом матушке.
А уж что они с папенькой подумают — их дело!
Весь вечер Симба учила племянника метать дротики. Мишенью служила всё та же харя. Служила, служил, — Симба уже сама не знала, как следует обращаться к этому наглому типу, постоянно истекающему кровью, но такому живучему.
Харя — он?
Харя — она?
Метнула в него дротик.
Метнула в неё дротик…
Метать дротики вдвоём веселее. Один дротик бросает Симба, следующий — Михаил, потом Симба, затем в стойку опять встаёт племянник…
Между прочим, она не ожидала, что он так вымахал. Намного выше среднего роста, со смешным лицом. И похож на сестру, на которую сама Симба совсем не похожа. Сестра похожа на мать, Симба — на отца, племянник похож на сестру и совсем не похож на Симбу — забавно.
И ещё — она поняла, что совсем его не стесняется.
С первых же минут, как этот прыщавый лох вошёл в дверь.
Прыщей у него немного, нормальное для вьюноши пятнадцати лет количество. А то, что лох, — все они в этом возрасте лохи. Симба убедилась в этом, когда ей самой исполнилось пятнадцать, и она сообразила, чего им от неё надо. Потому и лохи, что надо им только одного.
Читать дальше