Дан Берг - Поющие золотые птицы[рассказы, сказки и притчи о хасидах]

Потрясающее открытие зажгло сердце праведного хасида неодолимым стремлением вернуть Якова к родному очагу еврейской веры, возвратить несчастному утраченный им Божий дар избранности. В чем коренится такое рвение? То ли в корысти заслужить награду на Небесах, то ли в простой вере в свою миссию водворять по мере сил духовное на назначенную ему Господом высоту? Впрочем, не задаваясь праздными вопросами, хасид приступил к действию.

«Помнишь ли ты, Яков, отца и мать своих?» — вопрошает хасид. «А не забыл ли ты, как получал карманные деньги в подарок на хануку? Хоть пару грошей доставалось тебе от общины? Помнишь, как последние дни праздника красиво горят ханукальные свечи у приоткрытой двери?» А в другой раз говорил хасид: «Припомни–ка, Яков, как клейзмеры играли на пурим. Должно быть, скрипач и флейтист большие мастера были переплетать веселую цыганскую музыку с нашими грустными песнями. Язык музыки у всех один.»

Так длинными тюремными вечерами говорят вполголоса двое друзей. Долго еще взбудораженный Яков не может уснуть, ворочается с боку на бок, и забытые картины встают перед его мысленным взором. Даже сиротское детство чуть сластит, если вспоминаешь его через много лет. «Как добр этот хасид, как понимает мою душу!» — с благодарностью думает цыган.

«Яков, дорогой, — обращается к другу хасид, — а ведь в цыганской твоей жизни ты, должно быть, совсем забыл о нашем еврейском законе соблюдать святую субботу?» Яков задумывается. «Почти забыл, — признается Яков, — да и как соблюдать субботу с чужими?» Видя, как взволнован собеседник, ободренный хасид продолжает: «Как славно это, после недели трудов праведных, в пятницу, ближе к вечеру, выйти из дома, когда жена еще хлопочет на кухне, отправиться в синагогу, помолиться от души, поговорить с Богом, пожелать всем друзьям и недругам доброй субботы, и с обновленной душой вернуться домой. А посередине горницы уже стоит накрытый стол, накрахмаленная скатерть сверкает белизной, а на скатерти — плетеная хала в корзинке, вино для благословения, да и водка в графине — тоже не лишняя. Домашние собираются за столом. Эх, да что тут говорить! Суббота дана еврею Богом. Сердце радуется. Благолепие и благодать!»

«Ах, как прав хасид, — думает Яков, — как любит он меня, как прост и бескорыстен. Он желает мне добра. Но как обрести счастье, что положено мне по праву рождения? Я люблю мою Розу и деток моих. Цыганка и курчавые ребятишки в еврейском доме? Как примирить такое? Почему сердечный мой друг ни слова не молвит об этом? А знает ли хасид, как дорога цыгану воля?» В смятении душа Якова, Яшки–цыгана. «Он мучается, сомневается. А коли сомневается, стало быть, не отвергает!» — удовлетворенно отмечает про себя хасид.

Три известия пришли в тюрьму в один и тот же день. Уведомление об оправдании хасида, распоряжение освободить цыгана и еще письмо цыгану. В один день выходят из тюрьмы друзья. Мигом каждый собрал свой мешок. Тюремные ворота остались позади. Впереди дорога, свобода, жизнь. Топают двое по пыли, молчат, онемели от счастья.

— Яков, а ведь тебе письмо есть! Забыл на радостях, дружище? — спросил хасид.

— И то верно, друг. Из дому, должно быть, от Розы. Зайдем в тень, отдохнем, прочитаем письмо, — сказал Яков.

Друзья свернули в лесок. Уселись в тени. Хасид достал фляжку с водой, отхлебнул, дал другу напиться. «Так неожиданно пришло освобождение. Между нами еще ничего не условлено. Взойдут ли семена, что я посеял в его душе?» — подумал про себя хасид.

— Читай, Яков, свое письмо, потом поговорим. Есть о чем.

Яков достал из мешка конверт. «Это из дома. Почему, однако, адрес написан незнакомой рукой?» — кольнула Якова тревога. Он торопливо разорвал конверт, стал читать.

— Что случилось, Яков? — воскликнул хасид, видя, как задрожали губы и побледнело лицо друга. В ответ Яков испустил страшный вопль отчаяния. Упал на траву, кричит неведомо что, бьет по земле кулаками. Хасид в ужасе смотрит на происходящее. Яков воет по–звериному, не может человеческого слова вымолвить. Хасид подобрал с земли лист бумаги. Отец Розы сообщал зятю страшную весть: Роза с ребятишками ехала на лошадях по горной дороге. Их застигла гроза. Лошади испугались, понесли. Фургон сорвался в пропасть. Все погибли.

Настала очередь хасида побледнеть.

Хасид отложил в сторону исписанный неровными буквами лист. Отвернулся от Якова, принялся за молитву. Яков устал бесноваться, стих. А хасид все молится и молится.