Дан Берг - Поющие золотые птицы[рассказы, сказки и притчи о хасидах]

— Странно ты выражаешься, Яков. Похоже, мужчине не дано внять мукам материнского сердца, — сказала Голда.

— Прости, женушка, я, кажется, увлекся, — виновато ответил раби Яков, пряча улыбку в усах.

— Не отвлекайся, раби! Рассказывай! — загомонили хасиды.

— Ну, слушайте дальше, друзья.

Быстро несутся кони. Летит коляска, уносит Хану и Ханоха все дальше и дальше. Миновала опасность отцовской погони. Страх сменился нетерпением. Молодые сердца бьются в унисон. Любовь переполняет обоих. Мчатся влюбленные навстречу чуду, что случается в жизни лишь только раз. Уверены оба: верный слову раввин приведет их к вратам рая.

Подъезжают к станции. Время подкрепиться, отдохнуть, сменить лошадей. А там — снова в путь. Сидят за столом, смотрят друг на друга влюбленными глазами, говорят без умолку. О чем беседуют завтрашние молодожены? Мечтают, должно быть. А вокруг — еще столы. Едят и пьют люди. Кому завтрак несут, кому ужин. В дороге все смешалось.

Гости входят и выходят. Вот зашел рыжебородый еврей, черная ермолка на голове. Огляделся по сторонам, присмотрел себе место неподалеку от наших голубков и уселся за стол в компанию себе подобных. Вступил в общий разговор. Что обсуждают незнакомые евреи, встречаясь в пути? Жалуются на беды и гонения. Хвастаются друг перед другом, кому солонее приходится.

Голос новичка громче других голосов, и можно разобрать слова в общем шуме. Ханох поневоле прислушался. Рыжебородый в черной ермолке рассказывает, как в соседней волости городской голова задумал выселить евреев, и отцы города были с ним заодно. И ясно стало сынам Израиля, что беды не миновать, и пришло время кончать дела, повыгоднее продавать имущество и бежать без оглядки из проклятого города. Но случилось непредвиденное: самый рьяный и неподкупный городской патриот подал свой голос против изгнания. А без единогласия в таком деле — нет и указа. Так устроены справедливые законы Империи. И замысел злодеев не осуществился, и евреи одурачены, и самые расторопные едут назад.

«Вот, значит, как дело–то повернулось, — думает Ханох, и лицо его бледнеет, — прежний путь наверх вернее нынешнего. Нельзя спешить. Я должен позаботиться о том, чтобы мой грош превратился в золотой, а уж золотой позаботится о себе сам. Тогда и жениться можно. А сейчас надо возвращаться.»

— Надо возвращаться, милая Хана! — горячо говорит Ханох.

— А как же… А как же все–все–все, что мы задумали? — шепчет Хана, губы дрожат, глаза полны слез.

— О, любимая, дай только на ноги встать. И мы поженимся, и не будет в мире никого счастливее нас! А про побег наш ни одна живая душа не узнает.

И горят новой надеждой глаза Ханоха, и беззвучно плачет Хана.

— Я думаю, Ханох прав, предпочитая конвенциональную свадьбу, — вновь желая блеснуть, сказал образованный Шломо.

— Какая неспокойная публика у меня сегодня, — недовольно заметил раби Яков, — прошу не перебивать, я продолжаю.

Глубокая ночь. В доме богача никто не спит. Свечи горят повсюду. Хозяин расхаживает взад и вперед по большой зале. Нет в сердце его ни растерянности ни страха за судьбу беглянки дочери. Он уверен в себе, он полководец, ждущий донесений с поля брани. Стук в дверь.

— О, это, верно, мой долгожданный слуга, открой ему, — командует хозяин своей неуемно плачущей супруге.

Та послушно встает и открывает дверь. Входит слуга.

— Говори, быстрей, не томи! — рычит ему навстречу богач.

— Все отлично, хозяин, все — как ты задумал.

— Едут назад?

— Едут, хозяин.

— Молодец, дружище, отлично провернул дельце. Вот тебе за труды.

— Покорно благодарю, хозяин, — сказал слуга, отправляя в карман горсть золотых монет и откланиваясь.

— Да сними ты эту рыжую бороду и усы, даже я тебя с трудом узнаю, — крикнул богач вслед слуге.

Богач просветлел лицом. Вновь заходил по зале, злорадно потирая руки.

— Если я не вижу средств достижения цели, я создаю их. Я был уверен: он захочет вернуться к своему корыту, как только угроза минует. Я вижу насквозь этого молодчика!

— Хвастун, что мне до твоего Ханоха! Дитя наше верни домой, Хану мою ненаглядную!

— Не реви! Вернется Хана жива и невредима. И тут же выдам ее замуж. Довольно с меня ваших женских прихотей! И без того голова лопается от забот. Знала бы ты, женушка, сколь облегчил мою казну добродетельный христианин, пока согласился вступиться за тамошних евреев, — в сердцах посетовал богач и подумал про себя: «Жажда золота иссушает души наших гонителей, хулящих нас за алчность. Какое счастливое сходство!»