Рейнеке Патрик - Из жизни единорогов

— Подожди, я же помню у тебя на шее эту цепочку. Ты что его, правда, на груди носил? Даже после того, как потерял один треугольник?

— Ну да. Как купил, так и надел. И с тех пор так и носил, не снимая. Пока у тебя вторую половину не увидел.

— Вот странно! А почему мне не сказал? Это же так здорово!

— Что здорово? — спрашивает он без всякого энтузиазма.

— Ну, что ты потерял одну половину, а она потом нашлась у меня. И мы, сами того не зная, носили на себе по половинке одной вещи. Не знаю, по-моему, это просто удивительно! Такое необычайное совпадение!

— Ага, совпадение… — говорит он с сарказмом. — Ты много знаешь таких людей? Чтобы вот человек нашел на полу в общественном месте обломок какой-то неизвестной побрякушки и тут же начал его таскать на шее прямо на голую грудь? Я вот никого больше не знаю, кто бы так поступил.

— Ну… я решил, что это такой подарок от Бытия, — и пересказываю ему все свои трактовки этого случайно найденного винкеля.

Он слушает меня довольно внимательно. Потом кивает:

— Н-да… ну, мы точно с тобой «два сапога — пара»… — ворчит он. — А я его купил и носил в качестве постмодернистской цитаты.

— Чего?

— Помнишь, был в одном литературном произведении такой оловянный крест, купленный за двугривенный у пьяного солдата? Ну, вот и я решил, раз мне, еврею, пьяный человек предлагает купить странного вида могендовид за какие-то несусветные деньги, то надо брать. Отдал все, что с собой было, и надел на шею — как крест, под рубашку.

Ха-ха… «Плохой еврей» Штерн, русской половиной своей души, оказывается, любит Достоевского…

— Потому что как крест, и в то же время не крест?

— Ну и потому что идиот, — говорит он с грустной улыбкой.

Я смотрю на него с умилением, потом фыркаю со смеху. Он тоже неловко смеется.

— Слушай, так если мы с тобой такие два идиота, может, опять будешь носить свою половину?

Он моментально становится серьезным.

— Нет, не надо. Не хочу.

— Почему?

— Ну, подумай… раз уж ты так любишь всякие символы и ритуалы… Две половины одной странной вещи, про которую мы, строго говоря, ничего не знаем. Ты точно уверен, что готов — в символическом смысле — быть моей половиной?

Я, не ожидавший такого вопроса, начинаю думать. Половиной… Хм, половиной платоновского андрогина с перспективой периодического восстановления телесного единства — так, пожалуй что, и не против.

— Смотри: одни на двоих страхи, скрытые желания, комплексы, фобии… Точно уверен?

Странная трактовка выражения «быть чьей-то половиной»… Но вообще-то да, уж чего-чего, а комплексов мне своих хватает, и штерновских фобий мне точно не надо. Как впрочем и тайных желаний, — вспоминаю я про его стихи.

— Не знаю… если так хочешь что-то носить со мной на пару, то лучше уж кольца одинаковые купить, — печальным голосом предлагает он.

— Давай! Давай, купим! Кольца же не только супруги носят, но и члены всяких там тайных братств. Будет у нас Орден Сказочных чудовищ! Можно еще носить их разных руках. Ты, например, на правой, а я на левой. Или наоборот. Чтобы они точно парными были.

— Давай, правда, купим, — он смотрит на меня с нежностью и какой-то грустью.

Мы, и в правду, обзавелись двумя литыми обручами на пальцы — кривоватыми и с невнятным черненым узором. Вездесущий Штерн отыскал их в магазинчике для реконструкторов. Не сговариваясь, мы надели их на безымянные пальцы, я на правую руку, он — на левую. Что, конечно, не осталось незамеченным в библиотеке. Но поскольку носили мы кольца на разных руках и выглядели они, мягко скажем, нетрадиционно, то никто не стал меня даже расспрашивать, не обручались ли мы. А мы, конечно, обручились, и были теперь не просто сожители, а почти что родственники.

В городе между тем бесповоротно наступила весна. Снег сошел с крыш, и они сияли мокрой жестью и облупившейся с пятнами ржавчины краской. Солнце невыносимо било в глаза, остатки снега на тротуарах искрились крупными кристаллами из-под черного слоя городской копоти, воробьи орали под окнами, словно детсадовцы, выведенные на прогулку. Чувствуя необычайную легкость в голове и переживая естественное сезонное волнение, которому, увы, не было возможности найти естественного выхода, я пару дней было подосадовал на спящего в полуметре от меня Штерна, но на выходных не выдержал и предложил моему побратиму вылезти вместе на крышу.

— Ты что, никогда в жизни на крыше не был? — изумляюсь я, не слыша от него ответных восторгов.