Кадзуо Исигуро - КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ

В конце Акира вернул пробку на место и спрятал бутылочку в ящик, где хранил свои самые ценные вещи, приговаривая, что собирается провести еще несколько опытов с настоем, прежде чем вернуть его в комнату Лин Тиеня. Расставаясь в то утро, мы оба были очень довольны собой.

Но когда Акира пришел ко мне на следующий день, я сразу заметил: возникли какие-то сложности. Он был весьма озабочен и ни на чем не мог сосредоточиться. Страшась услышать, что его родители каким-то образом узнали о нашей вчерашней выходке, я некоторое время избегал спрашивать его, что случилось. Но в конце концов, будучи не в силах дольше сдерживаться, попросил признаться, что его тревожит. Однако Акира ответил, что родители ничего не подозревают, и снова помрачнел. И только после того, как я надавил на него сильнее, он сдался и рассказал, что произошло.

Распираемый ощущением триумфа, Акира поведал своей сестре Ицуко о том, что мы сделали. К его удивлению, Ицуко пришла в ужас. Я говорю «к удивлению», потому что Ицуко, бывшая на четыре года старше нас, никогда не разделяла нашего отношения к Лин Тиеню как к фигуре зловещей. Выслушав Акиру, она посмотрела на него так, словно ожидала, что он прямо сейчас, у нее на глазах, начнет корчиться в муках и умрет. Потом она сказала Акире, что нам страшно повезло — мы едва избежали чудовищной опасности: она сама знала нескольких слуг, прежде работавших в доме, которые решились сделать то же, что совершили мы с Акирой, а потом загадочно исчезли. Несколько недель спустя их останки были найдены за пределами сеттльмента. Акира, конечно, заявил Ицуко, что она просто хочет напугать его и он ничуть ей не верит, но был явно потрясен. Признаться, и у меня по спине пробежал холодок, когда я выслушал его, ведь говорила это такая авторитетная личность, как Ицуко.

И тогда я понял, что тревожит Акиру: кто-то должен поставить бутылочку на место, прежде чем старый слуга через три дня вернется из деревни. От нашей вчерашней бравады не осталось и следа, перспектива снова идти в ту комнату казалась невозможной.

Будучи не в состоянии играть в обычные игры, мы решили отправиться в заветное место на берегу реки. Всю дорогу мы обсуждали возникшую проблему. Что случится, если мы не вернем бутылочку на место? Возможно, настой очень ценный, тогда вызовут полицию, чтобы провести расследование. Или, может быть, Лин Тиень ничего никому не скажет, но решит лично обрушить на нас какую-нибудь страшную месть.

Помню, нам было неловко, оттого что мы держались за глупую детскую фантазию, и хотелось найти логический выход из положения, чтобы избежать неминуемых серьезных неприятностей. Например, мы рассматривали даже такую возможность: жидкость — это лекарство, Лин Тиень долгие месяцы копил деньги, чтобы купить его, без него он будет тяжело болеть. Но уже в следующий момент, не отказавшись от предыдущею положения, мы размышляли над другим: жидкость нужна была старому слуге для тех самых неблаговидных целей.

Наше заветное место находилось минутах в пятнадцати ходьбы от дома позади каких-то складов, принадлежавших компании «Жарден Матисон». Мы никогда не были уверены, что не преступаем границу ее владений. Чтобы добраться до места, нужно было пройти через ворота, которые всегда были открыты, и пересечь забетонированный двор, минуя нескольких китайских рабочих, с подозрением наблюдавших за нами, но никогда не пытавшихся остановить. Потом следовало обогнуть хлипкий лодочный сарай и пройти до конца мола, прежде чем спуститься на пятачок темной земли прямо на берегу реки. Там хватало места только для того, чтобы мы могли сесть, плотно прижавшись друг к другу, лицом к воде. Зато даже в самые жаркие дни склады, находившиеся у нас за спиной, отбрасывали тень, спасая от зноя, и каждый раз, когда мимо проплывала лодка или джонка, легкая волна ласково омывала нам ноги. На другом берегу тоже стояли какие-то склады, но прямо напротив был просвет между двумя строениями, и сквозь него можно было видеть дорогу, обсаженную деревьями. Мы с Акирой часто приходили сюда, хотя держали это в тайне от родителей из опасения, что они запретят нам играть так близко к воде.

В тот день, усевшись, мы попытались ненадолго забыть о своих тревогах. Помню, Акира начал расспрашивать меня, как делал часто, когда мы сюда приходили, смогу ли я в случае необходимости доплыть до того или иного из стоявших вдоль берега судов, но вдруг он замолчал и, к моему удивлению, заплакал.

Я почти никогда не видел своего друга в слезах. В сущности, это единственное воспоминание о его слабости. Даже когда огромный кусок затвердевшего строительного раствора упал ему на ногу — мы играли тогда на задворках американской миссии, — он побелел, как привидение, но не заплакал. Однако в тот день на берегу реки Акира утратил-таки самообладание.