Но, как я уже сказал, если не считать этих малозначительных происшествий, о той осени, а равно и о последовавшей за ней унылой зиме, у меня осталось совсем мало воспоминаний. Большую часть того периода я проскучал и поэтому страшно обрадовался, когда однажды Мэй Ли между прочим сообщила, что Акира вернулся из Японии и как раз сейчас его багаж выгружают из автомобиля на подъездной аллее соседнего дома.
Акира, как я узнал, к великой своей радости, вернулся в Шанхай не на каникулы, а на все обозримое будущее с намерением возобновить со следующего семестра посещение своей старой школы на Северной Сычуань-роуд. Не помню, отметили ли мы каким-нибудь особым образом его возвращение. У меня осталось впечатление, что мы просто возобновили дружбу, правда с меньшей одержимостью. Мне было очень интересно узнать о жизни Акиры в Японии, но он убедил меня, что было бы ребячеством — чем-то недостойным нас — обсуждать подобные темы, поэтому мы сделали вид, что все идет, как прежде, словно никакого перерыва в наших отношениях и не было. Я, конечно, догадывался, что в Японии обстоятельства сложились для него не лучшим образом, но не подозревал насколько до тех пор, пока как-то теплым весенним днем он не порвал рукав кимоно.
Когда мы играли на улице, Акира обычно одевался так же, как я, — рубашка, шорты и в более жаркие дни — панамка от солнца. Но в то утро, когда мы играли на холме в центре нашей усадьбы, на нем было кимоно — самое обычное, одно из тех, что он часто носил дома. Мы гоняли вверх-вниз по склону, разыгрывая какой-то спектакль, когда Акира вдруг остановился почти на вершине, а потом сел на траву с опечаленным видом. Я подумал, что он поранился, но, подойдя ближе, увидел, как он рассматривает дыру на рукаве кимоно. Делал он это предельно серьезно, и, наверное, я сказал ему что-то вроде:
— Ну и что такого? Твоя няня или кто-нибудь еще зашьют это в два счета.
Он не ответил — казалось, в тот момент он забыл о моем существовании. И я понял, что он пребывает в глубоком унынии. Поглазев на дыру еще несколько секунд, он опустил руку и вперил невидящий взор в землю, словно произошла страшная трагедия.
— Третий раз, — тихо произнес он. — Третий раз за неделю я совершать плохой поступок. — И, поскольку я продолжал смотреть на него, ничего не понимая, пояснил: — Третий проступок. Теперь мама и папа… они отсылать меня обратно в Японию.
Я, разумеется, не мог понять, почему маленькая дырочка на старом кимоно может привести к такому наказанию, но был весьма встревожен подобной перспективой. Присев рядом на корточки, я потребовал немедленных объяснений. В то утро мне удалось вытянуть из своего друга очень немного — он становился все более угрюмым и замкнутым, — и я вспомнил, как мы расставались осенью весьма недовольные друг другом. Однако на протяжении последовавших недель я постепенно начал понимать, что крылось за его странным поведением.
Начиная с первого дня пребывания в Японии, Акира чувствовал себя совершенно несчастным. Хотя он никогда открыто не признал этого, я догадался: там его безжалостно третировали как чужака. Манеры, представления, речь, сотни разных привычек выделяли его среди окружающих как «другого», непохожего, и над ним потешались не только соученики и учителя, но и, как он неоднократно намекал, родственники, в чьем доме он жил. В конце концов Акира стал чувствовать себя настолько несчастным, что родителям пришлось забрать его домой, не дожидаясь окончания семестра. Вот почему мысль о возвращении в Японию терзала теперь моего друга. Его родители очень тосковали по родине и подумывали вернуться туда. Сестра Акиры, Ицуко, тоже не возражала против того, чтобы жить в Японии, и он понимал, что, кроме него, никто из членов семьи не хочет остаться в Шанхае, что только его упорное сопротивление удерживает родителей от того, чтобы немедленно собрать вещи и отплыть в Нагасаки. Но он вовсе не был уверен, что его предпочтения перевесят предпочтения сестры и родителей. Равновесие было весьма шатким, и всякое недовольство, которое вызывал Акира, любой его проступок, любые школьные неудачи могли склонить чашу весов не в его сторону. Отсюда и его опасения, будто маленькая дырочка в кимоно легко способна привести к столь тяжким последствиям.
Вскоре выяснилось, что порванное кимоно отнюдь не вызвало такого гнева его родителей, какого он ожидал, и, разумеется, ничего страшного не произошло. Но на протяжении нескольких месяцев после его возвращения маленькие неприятности следовали одна за другой, снова и снова повергая моего друга в бездну тревог и уныния. Самая значительная из них, думаю, была связана с Лин Тиенем и нашим «воровством» — той самой «криминальной тайной моего прошлого», которая так возбудила любопытство Сары во время нашей сегодняшней поездки на автобусе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу