Пока я говорил, полковник кивал, потом сказал:
— Не сомневаюсь, что власти делают все возможное.
— Вот видите, сэр, поэтому, хоть я и очень благодарен вам за любезность, думаю, в конце концов мой отъезд в Англию окажется ненужным.
Помню, как в этот момент по комнате прокатилась волна шепота. Полковник некоторое время продолжал кивать, словно тщательно взвешивая мои слова.
— Возможно, ты прав, мой мальчик, — ответил он наконец. — Искренне надеюсь, так и будет. Но если это случится, что помешает тебе вернуться сюда вместе со мной? Когда твоих родителей найдут, они пошлют за тобой. Или — кто знает — возможно, они решат сами вернуться в Англию. Ну, что скажешь? Давай завтра все же поедем в Англию. А там посмотрим, что будет.
— Простите, сэр… Видите ли, детективы ищут моих родителей. И это самые лучшие детективы.
Не помню, что именно отвечал мне полковник. Вероятно, просто продолжал кивать. Но в конце концов он низко склонился надо мной и положил руку мне на плечо:
— Послушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Для тебя весь мир словно обрушился. Но ты должен быть храбрым. Кроме того, твоя тетушка в Англии ждет тебя, неужели ты забыл? Разве можно в теперешней ситуации так огорчать старую даму?
Спустя годы, в тот вечер, за ужином, поделившись с полковником своими воспоминаниями об этих его последних словах, я думал, он рассмеется. Однако он признался с грустью:
— Мне было так жалко тебя, мой мальчик. Так ужасно жалко… — Потом, почувствовав, вероятно, что неверно угадал мое настроение, он усмехнулся и уже веселее добавил: — Помню, как мы с тобой ждали в порту посадки на пароход. Я все повторял: «Послушай, нас ждет веселое путешествие! Мы прекрасно проведем время», — а ты лишь твердил: «Да, сэр. Да, сэр. Да, сэр».
Я позволил ему предаться воспоминаниям о старых знакомых, присутствовавших тогда в кабинете мистера Андерсона. Ни одно из упомянутых имен ничего мне не говорило. Полковник замолчал, и тень набежала на его лицо.
— Что касается самого Андерсона, — сказал он наконец, — я всегда чувствовал себя в его присутствии как-то неловко. Было в нем что-то скользкое. Вообще, если хочешь знать, во всем этом деле было нечто скользкое.
Закончив фразу, он взглянул на меня с тревогой и, прежде чем я успел что-либо ответить, снова быстро заговорил, перейдя к теме, несомненно, казавшейся ему более безопасной, — о нашем путешествии в Англию. Вскоре он уже снова посмеивался, вспоминая кое-кого из наших спутников, членов команды, забавные эпизоды, которые давно вылетели у меня из головы. Он говорил об этом с нескрываемым удовольствием, и я охотно поддакивал ему, зачастую притворяясь, будто вспоминаю то, о чем он рассказывает, только для того, чтобы порадовать старика. Однако в конце концов этот поток воспоминаний начал немного раздражать меня, потому что постепенно за веселыми анекдотами вырисовывалась картина моего поведения на пароходе, которая мне решительно не нравилась. Он описывал, как я бродил по кораблю, постоянно погруженный в себя, печальный, готовый расплакаться по малейшему поводу. Несомненно, это давало ему возможность представить себя в роли героического попечителя, но возражать ему было бессмысленно, да к тому же и невежливо. Тем не менее, как уже заметил, раздражение постепенно нарастало во мне, потому что, насколько помнил я сам, а это путешествие помнилось совершенно отчетливо, я весьма ловко приспособился к изменившимся условиям.
Отлично припоминаю, что отнюдь не выглядел несчастным и корабельная жизнь, равно как и перспектива разворачивавшегося впереди будущего, приятно будоражила меня. Конечно, порой я скучал по родителям, но убеждал себя, что всегда найдутся другие взрослые, которых я полюблю и которым буду доверять. Среди пассажиров было несколько дам, которые, услышав о том, что со мной стряслось, суетились вокруг меня с сочувственным видом, и, помню, раздражали они меня так же, как полковник своими воспоминаниями в тот вечер в «Дорчестере». Надо сказать, я вовсе не был столь опечален, как думали окружавшие меня взрослые. За все долгое время путешествия был только один случай, когда меня действительно можно было назвать «распустившим нюни постреленком», да и он имел место лишь в первый день пути.
Небо в то утро было затянуто тучами, вода казалась грязной. Я стоял на палубе парохода, глядя на удаляющуюся гавань, на берег реки, усеянный лодками, сходнями, маленькими домиками, темными деревянными пирсами, а за всем этим возвышались величественные здания шанхайской набережной, очертания которых были расплывчатыми и нечеткими.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу