Эльдар Ахадов - Северные рассказы и повести

Больше я до него ни разу дозвониться не смог. Видимо, он засек мой номер и поставил его в черный список номеров, для которых начальника АХО нет и не будет никогда.

Когда на следующий день по дороге в курилку, которая находится в подвале, я увидел в коридоре на первом этаже целую тележку новых толстых матрасов, наивное сердце моё возликовало. Мои слезные моленья услышаны!! О, радость!!! Поясница, ты слышишь меня? Ты спасена! Мы все спасены!..

Тележка, погромыхав, удалилась. И не появилась более нигде. Я понял, что нормальные матрасы в больнице возможно где–то и существуют, но только не для больных.

Из соседней палаты к нам весь световой день таскается унылый зануда с гноящимися ногами. Ни о чем кроме своих болячек он не говорит и говорить не способен, а слушать с утра до вечера про паразитку–соседку, сглазившую его, агнца такого, нет ни сил, ни мочи. Впрочем, всё это — лишь когда Вован трезв. А трезв он не всегда.

А вот когда Вовчик пьян (а если уж он пьян — то вдребезги), тематика его разговоров становится откровенно гнусной. Вещает он исключительно о женщинах. Вернее, о том, какими грязными способами он ими собирается овладеть. Причем к объектам своих немедленных вожделений он относит практически всех особ женского рода: от маленьких детей до старух.

Спиртное же у Вована имеется регулярно. На какой бы то ни было больничный режим ему наплевать. Вован полагает, что имеет на это полное право. Ноги–то ведь не зря гноятся: ВИЧ-инфекция. И потому он охотно готов плевать на всех и на всё. Кстати, плевки эти, самые натуральные, в прямом, то есть, смысле, — по всем коридорам и на всех лестницах от первого до третьего этажа. Особенно после того, как уборщица только закончит свою работу.

По удвоившемуся количеству полупьяных вооруженных конвоиров (кобура с пистолетом Макарова — при каждом, как положено) в сырой подвальной курилке с хлюпающими канализационными трубами над головами курильщиков начинаю догадываться о том, что на первый этаж инфекционки сегодня, в день святого Валентина, завезли дополнительную партию больных заключенных. Узников наших доблестных тюрем сюда завозят постоянно. А куда их ещё девать? Судя по пьяным голосам, всех конвоиров в наших краях зовут исключительно валентинами. Глядя на них, я вдруг вспомнил и отчетливо услышал далекий ахматовский голос: «…Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью был.»

Свидания родных и близких с инфекционниками ежедневны. И принести сюда могут всё, что угодно. И пронести в палату тоже. Никто не смотрит за содержимым передач. Вовчик, впрочем этим не ограничивается. Под вечерок подземными ходами (все здания на территории больницы связаны между собой ещё и таким образом) он отправляется из нашего корпуса в главный, а оттуда в ближайшую торговую точку за спиртным.

В один из дней случайно натыкаюсь в курилке на женщину в резиновых сапогах и перчатках с пластмассовой бутылкой в руках. В бутылке хлюпает омерзительно пахнущая белесая жидкость. На крышку бутылки надета брызгалка. Женщина нажимает на брызгалку. Внезапно бутылка вырывается из её рук, падает на бетонный пол, и жидкая отрава струей расплескивается по всему полу. Женщина от неожиданности сначала визжит. Потом успокаивается. Потом поджигает кусок картона и уходит в неосвещённую темную часть подземелья. Там, во тьме, она находит два вонючих хлюпающих открытых колодца, из которых столбом вырываются тучи комаров, что–то поджигает и бросает в эти зияющие отверстия. С чувством исполненного долга медработница удаляется. Количество комаров в палатах в те самые сутки удесятерилось: к прежним насекомым добавились изгнанные из люков.

А вечером того же дня в той же курилке рядом со мной достает из портсигара папиросу «Беломорканал» мужчина с обширно татуированными руками и широкой золотой цепью с крестом на шее… Он медленно с достоинством закуривает. И резкий запах анаши начинает растягиваться по всем подземным коммуникациям больницы.

Нет, уборщицы у нас бдительные. Ближе к одиннадцати часам вечера они начинают регулярно заглядывать в нашу палату. Каждые полчаса. Вдвоем. У одной в руках ведро с мутной водой, а у другой — швабра с грязной тряпкой, воображающей себя флагом. Это они проверяют: не курим ли мы в туалете. Мы–то не курим, но приходит ВИЧ-персона по имени Вован, заходит в туалет и, конечно, курит. В палате, конечно же, крепко пахнет табаком. Бдительные уборщицы рвут и мечут, потрясая ведром и шваброй. Не на гнойного Вовчика, разумеется, а на нас…