Эльдар Ахадов - Северные рассказы и повести

А мне вот жаль, нестерпимо жаль того, что всё так нехорошо, неловко получилось. Ну, что такое щука? Всего лишь рыба…

Но ведь и она — живое существо! Ведь так? И пусть это существо можно убить, даже не задумавшись о том, что оно живое, просто так убить, ни за что и ни для чего, пусть, вот только убийство — это ведь всё равно не победа. У живого можно отнять жизнь, но невозможно одержать победу над тем, кто никогда, никогда, никогда не сдаётся…

Чтобы в тундре розы сами собой цвели? Да, слыханное ли это дело? А вот я их видел. И не где–то, когда–то, нет, я сегодня их видел, сегодня — 21 июня, в тот же день, когда пишу эти строки, видел своими глазами! И цветут они по всей тундре. И ни конца им, ни края нет…То непростые розы — волшебные. Руками их не сорвать, в вазу не поставить, а вот увидеть — пожалуйста, каждый может! При одном–единственном условии: надо оказаться в летящем вертолете.

Снег в тундре только–только сошёл, обнажив присмиревшую за долгую зиму буровато–серую землю. Рыхлый, одряхлевший, во многих местах тонкий, просвечивающий, лёд ещё покрывает бесчисленные озёра. А из них стебельками, образуя причудливые орнаменты, тянутся всюду мелкие речушки и ручьи, покрытые притулившимися по склонам, прячущимися от неутомимого незакатного солнца снегами…

И вот если оказаться в это время над тундрой, то оттуда, с неба, глазам откроется удивительная картина: вся земля — от горизонта до горизонта — покрыта прекрасными белоснежными розами! Озёра, ещё не свободные ото льда, — как застывшие бутоны. Старый подтаявший лёд во многих местах вобрал в себя озёрную воду, и потому основной белый цвет бутонов пропитан разнообразными, зачастую неожиданными оттенками — зеленоватыми, голубоватыми, желтоватыми, розоватыми, любыми, какие только можно и даже нельзя представить себе!

Отчалили, ушли в синеющее безбрежное далеко, глубокие, словно зимние сны, льды крупных широких рек. А здесь, у озёр, всё ещё висят над ручьями проседающие ярко — белые сугробы, в точности повторяя собой каждую извилинку, каждую речную морщинку. И оттого кажется сверху, что ручьи и речки — это нежные стебли огромных роз — с шипами ложбинок и овражков на них…

И когда видишь с неба, как усыпана этими нерукотворными, незримыми с земли волшебными розами вся тундра, то чудится вдруг, что и у нас, людей, всё будет хорошо, и что беды наши однажды пройдут, а то и вовсе минуют нас, и что все ошибки простятся, а все заблудшие вернутся домой…

Ведь если даже в этих вчера ещё пустынных и диких, суровых краях цветут нерукотворные розы, значит, кто–то непременно нас любит. Любит бескорыстно, не требуя ничего взамен, любит и прощает всех, даже тех, кто не хочет об этом знать…

Есть на тихом севере Туруханского края местечко такое — Ванкором называется. Когда–то этого названия никто и знать не знал, а теперь спроси хоть кого — каждый хоть краем уха да слышал. Открылось в тех местах большое нефтяное месторождение. И теперь там много народу работает.

А вот дорог туда проезжих отродясь не было. Лес вокруг да болота на сотни километров. И поскольку грузы разные для работающих постоянно нужны и не всё подъемно для авиации, то и построили люди к тем местам временную зимнюю автодорогу из снега, полили её водой, чтобы снег в крепкий лёд обратился, чтобы надольше её хватило для перевозок. и начали по ней ездить грузовые машины.

Дорога долгая, нередко шоферам приходится ночевать прямо в кабине. Куда тут денешься, если вокруг на сотни верст порой никакого жилья? Всякое случается в рейсе. Вот и появилась вскоре среди водителей такая легенда: есть, мол, на дороге место, где стоит возле неё песец и ждёт проходящей машины. И если водитель останавливается и открывает кабину, — песец тут же в неё заскакивает, садится на пассажирское сиденье и смотрит вперёд. Машина отправляется дальше уже вместе с пассажиром. И так — до определенного места, когда вдруг зверек начинает беспокоиться, всем видом своим требуя, чтобы его немедленно выпустили. Дверь кабины открывается, песец спрыгивает и исчезает за сугробами.

Но и это не всё! На обратном пути можно снова встретить того же песца — «автостопщика», ожидающего у обочины «попутки»! И история повторяется, но теперь уже в противоположном направлении.

Так ли это было — проверить не могу, но песцов на буровых видел своими глазами предостаточно. И не раз. Кормятся они возле людского жилья. Сами приходят. Правда, при одном условии: если рядом с жильем нет собак. А появятся собаки — и не поминай лихом! Уходит песец. Хотя я думаю, что недалеко уходит. За человеком ведь глаз да глаз нужен. Какой же песец человека без присмотра оставит?!