Инна Лесовая - Счастливый день в Италии

Господи! Ну что бы им так и остаться в этом городе, на этом берегу! Все было бы по–другому! И Дора была бы совсем другая, и не было бы у нее жесткого, негибкого голоса, которого так стыдился Зародыш. А был бы такой же легкий и звенящий, как у Матери, и она гуляла бы с ними по берегу, и Отец присаживался бы на корточки, касаясь одним коленом гальки, и слова жужжали бы в его усах, как ласковые пчелы.

Зародыш слушал. Редкие слабые волны, лизнув берег, уже не возвращались… с сипеньем исчезали в широкой полосе ракушечного крошева. Ветер полоскал юбку у ног Матери. Где–то далеко–далеко переговаривались два человека. Кричали чайки.

— Иди сюда, Мики! — позвал Отец. — Мы хотим тебе что–то сообщить.

Мики остановился. Обруч его, описав обмирающий круг, упал на дорожку. Новенькие туфельки неуверенно захрустели по сырой гальке. Зародыш замер. Он догадывался, о чем сейчас заговорит Отец. Дыхание Мики, выжидающе неровное, послышалось совсем рядом. И еще было слышно, как ветер, бьющий ему в лоб, тлинькает шелковыми пружинками детских локонов.

— Мы подумали, Мики, что ты уже большой мальчик. Пока меня не было, ты научился пользоваться столовым ножом и шнуровать ботинки.

— Сплю один… — с робкой гордостью прибавил Мики.

— Ну вот! Я и говорю. Ты уже смог бы помогать нам и мадам Ларок, если бы у нас появился… малыш… Как ты на это смотришь?

— Я? Конечно! Я всегда хотел братика!

— Ну что ж! Прекрасно! — сказал Отец. — Будет тебе братик или сестричка.

— Я думаю — сестричка, — уточнила Мать.

— Тебя устроит сестричка?

— Сестричка? Это даже лучше! Девочки не толкаются. А когда это будет? — голосок Мики задрожал от нетерпения.

— Ну-у, дорогой… — пророкотал ласково Отец. — Этого еще немного подождать придется! Сначала я съезжу ненадолго в Россию. Потом мы поплывем все вместе на пароходе в Америку. А уж там…

— Так она в Америке… — слегка расстроился Мики. — А ее там никто не заберет до нас?

— Нет, нет, Мики! — успокоила Мать. — Она только наша. И она уже здесь. Просто ее еще нельзя увидеть: она слишком маленькая и спрятана у меня внутри — вот тут.

Зародыш привычно двинулся навстречу руке матери и ткнулся в нее лобиком.

Мики постоял какое–то время неподвижно, не то свыкаясь с новостью, не то принимая важное решение.

— Вот что, папа, — сказал он и протянул отцу свой обруч и палочку. — В субботу Николай Петрович подарил мне точно такой же обруч, только синий. Я не сказал тебе, чтобы ты не огорчался. А теперь видишь, как хорошо получилось: синий будет мне, а твой — сестричке. Синий уже поцарапанный немножко, и красный вообще гораздо лучше. Так что я не буду его больше гонять.

— Ну вот и славно. Я его понесу. А теперь видишь вон того синьора, который играет на аккордеоне? Вот тебе деньги. Пойди и брось ему в шляпу.

Отец позвенел в кармане мелочью и ссыпал ее в ладошку Мики. Мики кивнул и заторопился на набережную к уличному певцу.

— Пусть успокоится, — сказал Отец. — Привыкнет.

— Да, — откликнулась Мать. — Он такой чуткий мальчик… Даже слишком. Как ты думаешь, это ничего?

— Ничего, — Отец провожал взглядом ладную фигурку удаляющегося Мики. — Просто он все время с женщинами. Вот в Бостоне я займусь им. Он должен научиться ездить верхом, плавать. Ну и вообще… Он нежный, но довольно крепкий. Посмотри, какой: ножки длинные, стройные. Вот увидишь — он вырастет настоящим мужчиной.

— И очень красивым, правда?

Зародыш перевернулся на спинку.

Перед ним был Мики. Он сидел на лавочке в самом конце аллеи, в негустой тени июньских деревьев. Его длинные ноги, закинутые одна на другую, выступали далеко вперед на желтую кирпичную дорожку. Локоть правой руки лежал на спинке скамьи, и большая неширокая кисть свисала с какой–то красивой, непривычной свободой. Густые светло–русые волосы, необычного серебристого оттенка, слегка вились. Они вызывали то же чувство, какое вызывает воздушная крона весеннего дерева. Такая прическа была бы к лицу какому–нибудь красавцу–киноактеру — как и улыбка, чуть раздвоенная застенчивым уголком верхней губы. Его зеленоватые, чуть раскосые глаза смотрели прямо на Дору. Этот взгляд… Нет, не узнающий! Он как бы с первой секунды узнал сестру. Он будто и не ожидал ничего иного и был счастлив видеть Дору, и становился все счастливее по мере ее приближения. А Дора шла, запинаясь, и сторожиха легонько подталкивала ее в спину, поправляла платье, стряхивала с черных волос застрявшие сучки и соринки. И две девочки, с которыми Дора никогда не дружила, семенили рядом и зудели: «Ищи тут ее, ищи… Бегай за ней два часа…»