Алла Калинина - Как ты ко мне добра…

— Мало ли кто чего хочет! — вздохнула Марина Викторовна. — Такие темы на дороге не валяются. А я думала, вы скажете, что вас это не интересует…

— Наоборот — интересует.

— Вы что, всегда говорите правду или у вас это случайно вышло?

— Да нет, стараюсь всегда — правду.

— Жаль, что я этого раньше не знала.

— Почему?

— Ну, может быть, что-то у вас сразу по-другому бы пошло. Мне кажется, знаете, в чем ваша беда, Лиза? Слишком хорошо вам живется, вот что. Какая-то вы не такая, как все. У нас все больше неудачницы подобрались — старые девы, брошенные жены, даже одна есть несостоявшаяся певица, у нее, знаете, характер застенчивый, в училище пела, а на сцене не могла, голос со страху пропадал, вот и переквалифицировалась. И знаете, что самое интересное? Никакой застенчивости не осталось, как рукой сняло, ездит в командировки, горло дерет, как все, хороший работник. Неужели не знаете, о ком я говорю? Странно, очень странно. Вот я и говорю, горя вы не знали, а счастливая женщина работе отдаваться не может, слишком мало места в ее жизни занимает работа, разве что только честолюбие какое-нибудь неуемное, но вы, по-моему, не из этих!

— А вы? — спросила Лиза. — Вы почему работаете? У вас же все хорошо: муж — доктор наук, сын, трехкомнатная квартира… Правильно я осведомлена?

— Ох, Лиза! С ума с вами можно сойти! Ну что вам сказать? Я и правда работу свою люблю, а спросите, за что, — сама не знаю. Ну что хорошего — с утра до вечера крутишься как проклятая, мысли мужские, и ведешь себя как мужик. Я вот специально волосы не стригу, утром как косу начну заплетать, так и вспомню, что все-таки я женщина, и так, знаете, даже приятно станет. Кстати, муж у меня инвалид, на двух костылях ходит, неужели не знали? Или прикидываетесь? Только зачем вам это надо, не пойму…

— Извините меня, я не знала. Только, мне кажется, все это совершенно не имеет отношения к делу. Просто вы, наверное, правильно выбрали профессию. Вот вы говорите, что все вы здесь невезучие, а по-моему, наоборот, вы все попали в точку, а я одна ошиблась, поэтому я вам и кажусь чужой, вот и вся разгадка. И семейные дела здесь совсем ни при чем, я и правда мало что знаю. Я не любопытная.

— Очень, знаете ли, редкая черта. Может быть, вы просто равнодушная?

— Надеюсь, я просто ненавязчивая, а впрочем, может быть… я не знаю.

— Интересный у нас с вами получился разговор. Скажите, если вы не любите свою работу, зачем тогда попросили тему? Хотите обзавестись степенью, чтобы с паршивой овцы хоть шерсти клок?

— Зачем же так? Просто я считаю — если уж работать, так как следует, в полную силу. Почему же — не диссертация? Я в этом ничего плохого не вижу.

— Я тоже. — Марина Викторовна вздохнула, крепко растерла ладонями большое усталое лицо. — А вы, оказывается, крепкий орешек, Лиза. Получается, зря я вас взялась воспитывать?

— По-моему, зря. Честно говоря, мне кажется, что воспитывать взрослых людей вообще неудобно, да и ни к чему. Никогда не знаешь, кто кого, в сущности, воспитывает. Вот меня, например, больше всего воспитывала моя младшая сестра, только у нее это и получалось, это не от нее и не от меня зависело. Просто я, наверное, неблагодарный объект для воспитания. А с вами, знаете, еще хуже, у меня на начальство ужасная реакция, какой-то взрыв чувства собственного достоинства, так что вы меня, пожалуйста, извините.

— Да ради бога! Тяжело вам будет, Лиза. Хотела вам помочь, да не знаю как. Ну что же, давайте тогда поговорим о делах?

— Давайте. Это, наверное, будет лучше.

И они поговорили. И постепенно нашелся между ними какой-то новый язык, спокойный, деловой. И тема для Лизы тоже нашлась, задел по ней уже был, начинать с нуля не приходилось, и Лиза ходила не то чтобы довольная, но удовлетворенная. Она понимала, что победила не только себя, но и предубеждение против себя. Одно только огорчало ее в этом начинании — то, что Женя отнесся к ее планам равнодушно, без всякого интереса, только спросил:

— Стоит ли с этим связываться? Ну, смотри сама…

И всё. Это показалось Лизе и странно, и обидно, ведь своей-то работе он придавал очень большое значение, увлекался, горячился, нервничал, почему же тогда он не хотел понять ее? Почему ее никто не понимал? Ведь раньше так не было. Что изменилось за эти годы? И чего она, в сущности, хочет? Быть как все или хранить свою обособленность, свое «я»? Она запуталась в трех соснах. Значит, она не такая, как все? Какая же она? И хорошо это или плохо — быть не как все? Чего ей не хватает? Работы? Вот и работала бы, что ей мешает? Тема у нее теперь была — по лужению вкладышей, и даже срок был оговорен и проведен через ученый совет, но от этого мало что изменилось, и на душе делалось все неспокойней. Может быть, все дело в Жене, в том, что он совсем не думает о ней? И больше никаких сложностей нет? Неужели он ее не любит? Женя — ее?