Саша Окунь - Камов и Каминка

– В самом деле… И не изменился ничуть…

– Я это, – Apex погладил себя по пузу, – а чего мне меняться. Вот вы… – Он критически осмотрел Каминку и повернул голову к художнику Камову: – Мишка, ну хватит тебе в постели валяться, давай вставай! Вот вы, ребятки, честно сказать, подсдали. Да. Ты, Мишка, совсем старик, и ты, Сашок, ай-ай-ай, пьешь, наверное? Пьешь, я вижу! А чего? Пока можешь пить, пей на здоровье!

– Так мы, Apex, мы ведь, как бы это сказать, теперь старше тебя, – пролепетал художник Каминка.

– И впрямь! – обрадовался Apex – То я был старше, а теперь вы старше! Сашок, я же тебя цыпленком знал, а теперь ты лет на пятнадцать меня постарше, вот потеха! Ладно, ребята, давайте мыться – и за дело, надо встречу отметить!

– Apex, – извиняющимся голосом промолвил художник Каминка, – я тебя в банке видел, тьфу, в смысле не в банке, а в урне, на Пер Лашез в Париже. Тебя ведь нету…

– Сашок, ну возьми ты глаза в руки, – возмутился Apex и стукнул себя кулаком в грудь. – А это кто, Пушкин? Опять вы за свое… Ну, что значит нету? Понятно, что поначалу непонятно. Но ты успокойся, ничего сложного тут нет. Главное, не бзди. Оно само собой устаканится, вот увидишь. Смекнешь.

Художник Каминка покачал головой и, опасливо косясь на Арефьева, направился в ванную.

– Apex, – сказал художник Камов, – ну хорошо, с этим мы разберемся. А ты мне вот что скажи, выходит, что мы тоже умерли?

– Господи! – рассердился Арефьев. – В первый раз вижу таких дураков. Мишка, ну ты же умный мужик, вон, гляди, тебе ведь сейчас до смерти в сортир хочется. Правильно?

– Правильно. Понятное дело, простата играет. Годы, они свое берут.

– Ну, а теперь ответь, мертвые в сортир ходят?

Художник Камов задумался.

– По идее не должны вроде.

– Вот-вот. По идее. А идея – уж кому как не тебе знать, она первичнее материи. Сечешь? Не бзди, сказал же тебе, живой ты. Пока.

– А ты, Apex?

– Я-то? Я как бы мертвый. Но выходит, не для всех. И не всегда. Да не беспокойся ты, Мишка. Будь проще, поймешь.

Скрипнула дверь ванной, и оттуда появился завернутый в полотенце художник Каминка.

– Ожил? – одобрительно сказал Apex. – Контрастный душ поутру – иттическая сила.

Художник Каминка подошел к Ареху.

– Я так счастлив видеть тебя, Apex, – сказал он с нежностью и, застеснявшись собственной сентиментальности, повел взглядом по комнате. – Слушай, Apex, а что это, ну вот это все, где мы, где ты сейчас?

– Это, – важно сказал Арефьев, – Академия.

– Академия?

– Ага. Академия художеств. Только подпольная, или иначе катакомбная.

– Господи, а где же она? – ахнул художник Каминка.

– Под рынком Кармель.

– А ты, Apex?

– Я, – гордо приосанясь, сказал Apex, – я здесь профессор. Вот так-то.

В столовой, кроме троих художников, никого не было.

– Все вкалывают, – объяснил Apex, подтирая куском питы хумус с фулем [4]– Я, признаться, люблю здесь бывать. Жрачка уж очень толковая, а хумусу такого нигде в мире нет. Так где это я остановился? Ах, да… Бенвенутка, да вам это известно, конечно, парень лихой, и кинжал у него не для украшения подвешен. При нужде он и с тремя разберется. А нам неприятности не нужны. Случайному человеку здесь не место, властям про нас знать не нужно. Так что в экстренных случаях на стрелку он выходит – Арефьев с удовольствием посмотрел на пустую тарелку, подтер последним кусочком питы золотисто-зеленую полоску оливкового масла, отправил его в рот, прожевал и сказал: – Компания тут, конечно, отменная, но русских как раз сейчас почти что и нету. Был Стерлигов, – Apex начал загибать пальцы, – но оказался такой интриган, что его попросили; затем Левушка Юдин, Петя Митурич, Рихард не захотел, Вовка тоже особого энтузиазма не выказал. Сашенька Тышлер часто наведывается, его здесь любят. Исаак Ильич, Павел Николаевич, Казимир Северинович, те регулярные гости, и еще в прошлый визит Илью Ефимовича встретил, вот вроде и все. Текучка, как вы понимаете. Как говорится, спрос определяет предложение. Но есть и постоянный контингент…

В столовую вошел высокий седобородый старик в длинной, подбитой мехом мантии и бархатном берете, из-под которого на плечи ниспадали длинные седые волосы. Художники Каминка и Камов, переглянувшись, начали подниматься из-за стола. Старик чуть улыбнулся и, сделав им жест, мол, сидите, подошел к бару, налил в бокал немного светло-зеленой жидкости из бутылки странного вида, посмотрел ее на свет, постоял, наклонив голову, словно прислушиваясь, удовлетворенно улыбнулся и, сделав прощальное движение рукой, удалился.