Иван Шипнигов - Нефть, метель и другие веселые боги (сборник)

– Кого тут черт носит? Зима, кризис на дворе, уходи подобру-поздорову.

Нефть шла к следующему двору, все больше обижаясь на весь род людской. «И тут то же самое, – всхлипывая, думала нефть. – Люди, оказывается, везде одинаковые».

Нефть конечно же не догадывалась, почему ее никто не хочет пускать к себе. Чудо произошло тогда, когда нефть, совсем отчаявшись, подошла к последнему дому на краю деревни и от холода, страха и тоски решила сжечь себя и всю деревню заодно. Чиркнув зажигалкой, нефть осветила свое смуглое печальное лицо, и ее заметила баба Нина, шедшая в это время из коровника с ведром молока.

– Что ж ты по морозу-то в одной кофте гуляешь, детонька? – ласково и жалостливо заговорила она, открывая калитку. – Простудишься ведь! Ночевать тебе негде, выгнали из дому или как?

Нефть заплакала от жалости к себе, потушила зажигалку и вошла.

Нефть стала жить у бабы Нины и деда Николай Степаныча. Колола им дрова, возила воду, убирала скотину и в долгие зимние вечера развлекала стариков рассказами о столице.

– А дома там – ух! – вдохновенно говорила нефть, вставая со стула. – Огромные! Дорогущие! Хорошо, у меня давно свое жилье было, а ты пришлось бы комнату снимать – не купишь ведь никак!

– Да ну, – отвлекался от заплатки на валенке дед. – Как же люди-то там живут, раз не купишь?

– Так и живут. Мучаются, – печалилась нефть, но тут же снова вдохновлялась воспоминаниями: – А машины там – ух!

– Постой, детонька, – перебивала ее баба Нина. – А у тебя-то откуда жилье было?

– По наследству досталось, – скромно отвечала нефть. – Вообще, это долгая история.

– Да правильно, вон по телевизору говорят – дорого все, страсть! – сердился дед, грозя валенком красивой, спокойной женщине-ведущей.

– И не говорите! – возбуждалась нефть. – И там еще, там еще знаете что, – обиженно размахивала руками нефть и брызгала черными каплями вокруг, вспоминая прошлые обиды. – Там еще мертвец посередине площади лежит, он на меня накричал!

– Забудь про дурака, детонька. Теперь тебя никто не тронет, – успокаивала нефть баба Нина.

Так шло время.

– Бурить? – в третий раз спросили нефтяники, уже несколько раздраженно.

– Мы трезво оцениваем ситуацию и принимаем необходимые… – начали было власти, но нефтяники, строго стукнув ключом по столу переговоров, перебили:

– Бурить, мы спрашиваем, или нет?

– Не надо! Во всяком случае, мы подумаем, – быстро ответили власти.

– Как решитесь, сразу нам доложить, – сурово сказали нефтяники, выгребая из вазы леденцы. – Нам все больше кажется, что надо бурить.

Прошел год. У бабы Нины и деда Николай Степаныча, несмотря на их возраст, жизнь била ключом. Нефть фонтанировала идеями: как лучше утеплить коровник, где взять досок, чтобы поправить заваливающиеся ворота, где найти дров подешевле, чем заменить прохудившийся бак для воды в бане и так далее. Старики не могли нарадоваться на хозяйственную и трудолюбивую нефть.

– Внучка! Одна ты нам радость на старости лет, утешение! – утирала глаза платочком баба Нина.

Нефть улыбалась и вытирала со лба пот, отмывая черный блестящий пол.

Вскоре у стариков поселился сладкий синий газ – он всегда забывал открывать после себя форточку и любил поиграть с одуревшей измученной кошкой, по столу мягко стучало, оставляя маленькие вмятины в дереве, мутное сонное золото, холодные надменные алмазы хрустели под ногами, ленивая платина уклонялась от работы и все время лежала на печи, ссылаясь на тяжесть во всем теле, под лавкой тихо и печально распадалось ядерное топливо, а в огороде понемногу разрастались леса из ценных пород дерева. Старики смотрели на все это хозяйство и умилялись:

– Вот радость-то нам на старости лет, заместо внуков вы нам, родимые!

– Это еще что, подождите! – выстругивая топорище у печки, бодро говорила веселая лоснящаяся нефть. – Мы тут еще бизнес начнем, такие деньги закрутятся, о-го-го! Дом вам новый выстроим, обстановку заведем. Диваны, ковры. Вазы!

– Бизнес! – радовались баба Нина и дед Николай Степаныч.

По телевизору красивая женщина с полными нежными губами как раз произносила это слово. Когда не показывали женщину, то чаще всего показывали серьезных, напряженных людей, которые стояли и жали друг другу руки, а потом сидели вполоборота за столом и говорили что-то. Сверкали фотовспышки, изредка раздавались аккуратные аплодисменты. После говорили об урожае свеклы, а потом обычно показывали какого-нибудь самородка, который из пивных банок, собранных за тридцать лет, построил модель первого советского самолета.