Артем Зинченко - Женщины для умственно отсталого

Но она всё же пришла. Начала оправдываться за своё опоздание. Кричала что-то о том, что за пару остановок до моей произошла авария, и ей пришлось идти сквозь пургу и буран, в лютый холод ко мне. В чем-то мы оказались квиты. Она говорила, извинялась, пыталась найти вразумительное оправдание своему опозданию, но мне почему-то было плевать.

— Извини, я правда не виновата в том, что автобус разбился о десятый столб! — пуская клубы пара изо рта и утирая нос, промокшей от снега варежкой, тараторила она.

А я ничего не ответил. Я был рад её видеть и это всё. Остальное ведь смысла в себе уже не несло. Я ведь знал, что она опоздает. Ведь я бы ждал и час. Я бы ждал и два. Это ведь всего лишь порядка двух тысяч секунд. Какая к чёрту разница, и что теперь об этом говорить.

Она пришла.

Мы гуляли по центру города. Обезумившие друг от друга, мы легко нашли общий язык, и, кажется, не могли насытиться общением. Она легко рассказывала мне о том, что не так давно её отчислили из университета за чрезмерные пропуски, в виду бесплатных онлайн игр в интернете. Она любила поиграть. Поплатившись своей любовью к играм отчислением из университета, она, кажется, не слишком сильно расстраивалась по этому поводу.

Она говорила мне о своей любви к Гарри Поттеру. Пересказывала мне страницы книги, словно читала её наяву, а я делал вид, будто она действительно что-то помнит. Я не читал Гарри Поттера. Она это знала. Мы оба знали друг о друге слишком много. Наверное, потому мы и не смогли провести рядом чуть больше одного дня. Но оно того стоило.

Проходя мимо книжных магазинов, мы зашли в каждый из них. Я искал Чарльза Буковски, а она — Гоголя. Она слушала Мика Джагера, а ещё Боно. Наткнувшись на полку с уцененными пластинками, я не удержался и подарил ей запись Нирваны с последнего живого концерта на MTV. Она была в восторге. Поцеловала в щёку. Мы пошли дальше, и конца нашей прогулки не было видно. Я шутил, а она смеялась. Иногда мы меняли друг друга, и её шутки были ни чуть не хуже моих. Мне это нравилось. Она была интересным собеседником, и в целом — довольно интересной личностью.

Я рассказал ей о своих книгах. Сказал, что обязательно подарю ей экземпляр своего сборника, как только он увидит свет. Как же я ошибался тогда. Я подавал большие надежды, а потом они разбились о дно моей низкой самооценки и бесконечной бесконечности меланхолии по самому себе. Я был так далеко от того, что ей обещал. Но я верил в себя. Она давала мне чувство уверенности. Я хотел жить, творить, писать, рисовать, делать что угодно, только чтобы она оставалась рядом.

— Я хочу зайти! — воскликнула она, когда мы прошли мимо тату-салона.

Я был весьма не против. Это её заявление — оно выглядело весьма неожиданно. Даже спонтанно. Но я был ко всему готов в тот день, и потому, наверное, согласился.

Все-таки мы были слишком разные. Я — глубоко притаившись где-то в дальнем углу своей ракушки, очень недоверчиво смотрел на вещи вокруг себя, она — напротив. Как видите — для неё оказалось обычным делом зайти в тату-салон, и сделать себе пирсинг на языке, просто так. Не подготовившись к этому даже на самый мизерный процент. Она была такой. Надеюсь, она остается такой же и до сих пор, но не могу сказать этого точно. Смею только надеяться и верить.

Оставив у меня на коленях свою сумку и пластинку Нирваны, она ушла куда-то в дальний кабинет салона. Сидя на кожаном диване в холле, я внезапно заметил то, как сильно у меня расстегнута ширинка. Сразу стало не по себе. Видела ли она мой позор? Придала ли этому какой-то смысл? Возможно, она заметила, но не подала вида, считая мою ширинку неким вариантом вентиляции? Да — возможно. Это и вправду имело бы место быть, если бы только не двадцатиградусный мороз на улице. Плюс ветер. Плюс буран. И как я только не заметил…

Застегнув пресловутую ширинку, я посидел ещё немного, а потом она вернулась.

Молча выйдя из салона она, кажется, на минуту задумалась о чем-то важном. Я сфотографировал её. Не предупреждая, не придавая этому какое-то мнимое значение важности. Просто сфотографировал на память. Чтобы было, о чём вспомнить. Теперь вот, уже не имея той фотографии, я все равно помню всё в точности, как это было на самом деле. Я очень стараюсь вспомнить нашу встречу, чтобы забыть о той девушке навсегда.

Спустя какие-то пятнадцать-двадцать минут нашей, теперь уже безмолвной прогулки (у нее наверняка болел язык), мы подошли к её дому. Я выказал ей своё удовольствие находиться в столь чистом районе, а она улыбнулась. Что ей ещё оставалось.