Дмитрий Иванов - Где ночуют боги

– Было такое. Встретились человек и муравей. Человек говорит: «Муравей! Зачем тебе такая большая голова?» Муравей отвечает: «Чтоб было куда прятать ум, глупые вопросы задаешь». Человек говорит: «А почему у тебя такая тонкая талия?» Муравей отвечает: «Потому что я ем, чтобы жить, а не живу, чтобы есть, глупые вопросы задаешь». «А сколько ты ешь?» – спросил человек. «Мало: на год мне хватит одного зерна, не то что тебе!» – сказал муравей и засмеялся. Человек обиделся, что муравей такой наглый. И посадил муравья в коробочку, положил ему туда одно зерно и сказал: «Посмотрю на тебя через год!» А через год открыл, а там муравей сидит, живой, и ползерна с ним рядом. Человек удивился и говорит: ты почему зерно не съел? А муравей говорит: «Я думал, дурак, который меня в коробочку посадил, может вспомнить обо мне через 2 года. Что тогда буду делать?»

Антон с Ибрагимом выпили еще по стаканчику чачи. Потом Ибрагим оттянул пальцами сухую кожу на своей руке, и сказал:

– Цвы.

– Кожа, – сказала Аэлита.

Ибрагим покачал головой и с пренебрежением повторил:

– Цвы.

– Кожа, – повторила девушка, еще явно сама не понимая, что он хочет сказать.

Потом Ибрагим указал пальцем на свою грудь и сказал:

– Апсэ.

– Душа, – сказала Аэлита.

– Апсэ! – с подъемом повторил старик.

Аэлита все еще не понимала, что он имеет в виду. Антон улыбался. Он понимал – или ему так казалось.

Потом Ибрагим опять указал на себя и сказал вопросительно:

– Дыгуышуы?

И отрицательно покачал головой.

– Мышонок? – прыснула смехом Аэлита. – Говорит, он не мышонок.

Потом старик опять указал на себя и снова спросил:

– Чыды?

И опять отрицательно покачал головой.

– Говорит, осел? Нет, не осел. Ибрагим, что ты говоришь, человека испугаешь, много чачи выпили вы, я же говорила.

Но он ее не слушал и не отводил глаз от Антона.

Потом опять, на этот раз с гордостью, положил сжатый кулак на свою грудь и сказал два раза:

– Тэт. Тэт!

– Человек! – перевела Аэлита. – Говорит, человек!

Потом Ибрагим раскрыл правую ладонь, положил ее на свою грудь и сказал негромко:

– Тытыщ!

– Говорит… – перевела растерянно Аэлита, – у человека… должен быть… Как сказать… По-русски, должен быть тытыщ… Человеческость?

– Человечность, – сказал Антон. – Я понимаю.

Ибрагим кивнул, когда Антон это сказал. Они улыбались друг другу. Они друг друга понимали. Аэлита смеялась и говорила, что они нашли общий язык из-за чачи.

Потом пришел Сократ. А с ним – врач. Тот самый, которого хвалила Аэлита. Врач был интеллигентный, в очках, и был в целом похож на Чехова, только если бы Чехов был армянином. Врач сказал, что ему надо осмотреть Антона, и попросил всех женщин выйти. Аэлита со смехом вышла. Врач с озабоченным лицом послушал дыхание Антона через фонендоскоп и сказал, что у Антона хорошее сердце. Потом заглянул Антону в рот и спросил:

– Почему гланды не удалили в детстве?

– Не помню, – сказал Антон.

Врач попросил Антона посмотреть влево и вправо и сурово смотрел ему в глаза.

Потом спросил:

– Что, ничего не помните?

– Почти ничего, – сказал Антон.

– А что помните? – спросил врач.

– Помню… Стихи.

– Какие стихи? – уточнил врач.

– Пушкина, – сказал Антон.

– «Я помню чудное мгновенье»? – сказал врач.

– Да, – сказал Антон.

– Хорошо, – сказал врач.

И велел Антону надеть рубашку. После этого разрешил Аэлите вернуться и спросил Сократа и Аэлиту:

– Вы его родственники?

– Нет, – сказал Сократ.

– А кто тогда?

– Мы вообще местные, – кратко рассказал всю историю убыхов Сократ. – А он… Когда снег сошел, он попал… Я его нашел. Сюда принесли его. Кто такой – не помнит. Ничего не помнит.

– Шок, – заключил врач сурово.

После этого он сказал Аэлите давать Антону чай с липой и каштаном. Пообещал, что расскажет про него кому надо в Сочи. Потом строго наказал не давать Антону чачу.

– Местные дают чачу больному при всех болезнях! – с осуждением пояснил врач. – А разве так можно? Если у человека шок – чача иногда поможет, иногда нет, откуда знаешь. Непредсказуемый эффект. Не дай бог. А мне что, отвечать потом?

Аэлита сказала, что чачу давать Антону не будут. Врач задумчиво посмотрел на стол, на котором все еще стояли рюмки, и ушел.

После этого Сократ сел за стол и стал есть. Аэлита налила ему полную тарелку горячего первого. Ел он молча, с аппетитом, как взрослый мужчина. Аэлита что-то сказала брату, он промолчал. Антон ничего не понял, но уловил, что Аэлита говорит про него. Девушка опять что-то сказала – теперь Антон уже знал, что по-убыхски. Сократ опять ничего не ответил. Она еще раз заговорила, даже кивнув на Антона. И тут мальчик вскипел и ответил ей резко по-русски: