Ричард Флэнаган - Смерть речного лоцмана

Вижу, Аляжу по душе вся эта предстартовая суета – она вселяет в него уверенность, привносит стройность в его беспорядочные мысли. Она внушает ему ощутимые опасения, настоящие опасения. Не подмокнет ли провизия за десять дней? Не случится ли чего с клиентами? Не сожжет ли себя кто-нибудь ненароком? Не утонет? Этого Аляж опасается больше всего на свете – всегда. Что, если он потеряет кого-то из клиентов в канаве? Ведь это так просто и может случиться совершенно спокойно . Жестокая смерть может прийти с обманчивой легкостью – очень быстро, очень естественно, очень тихо, и даже не сразу поймешь, что произошло. Ты силишься понять, с чего бы вдруг кто-то сзади глядит на тебя в полном изумлении, думая, что ты прикидываешься, хотя тебе вовсе не до шуток, потому как ты уже мертв. Просто мертв. И этим все сказано: смерть, в отличие от жизни, штука простая. По крайней мере, для мертвеца.

– Я раз видал, как одна дамочка утопла в Замбези, – говорит Таракан. Он уже выбрался из реки, мокрый, все еще ухмыляющийся, и пристроился помогать мне на плоту крепить грузы. – Она была в другой группе, не в нашей, и свалилась вниз – запуталась в спасательной веревке. Когда мы подошли, они там уже ее вытащили, да только поздновато было. Она уже вся посинела, а они давай ей искусственное дыхание делать, непрямой массаж сердца… Им хоть это и было понятно, но ты бы видел, с каким спокойствием и знанием дела они старались, – как будто бальзамировали ее, а не откачивали. А тут клиент с моего плота вытаращился и спрашивает, словно у него перед носом в китайские шашки играют: «Она что, взаправду утонула или как?» Тупой такой, плешивый англичашка. «Известное дело, взаправду , и в легких у нее взаправду полно воды», – кричу ему прямо в ухо.

Но Аляж слушает его краем уха. Мысленно он далеко, и я вместе с ним. Он думает: если б не путешествие, от мыслей ему было бы так тоскливо, хоть волком вой. А в канаве он встретится со своими страхами, обратится к ним по именам: Грозная Теснина, Большая Лощина, Маслобойка, Гремучий, Кипящий Котел, Свиное Корыто – а повстречавшись, тут же с ними распрощается. Если б не путешествие, мысли стали бы неуправляемыми и довели бы его до невиданной грани – от одного лишь такого ощущения дрожь прошибает его до костей. В такие мгновения ему чудится, что трепещущие мысли висят на тонких ниточках и, случись этим ниточками оборваться, он уже ничего не сможет поделать – даже не сможет подняться утром, не сможет и пальцем шевельнуть, что для любого в порядке вещей. Не сможет ни с кем поздороваться, не разрыдавшись, не сможет общаться с другими, не чувствуя перед ними животного страха, не сможет встречаться с друзьями, не испытав при этом жуткого головокружения, не рухнув как подкошенный и не провалившись сквозь землю.

– И вдруг, – гнет свое Таракан, – и вдруг ее мышцы свело судорогой, из нее фонтаном вылилась вся вода, и на какой-то миг у некоторых появилась надежда. Но уже было поздно. И я это знал. Даже плешивый англичашка знал. Она отдала концы.

Теперь вижу, и Кута Хо все понимала: когда-то, давным-давно, она сказала: чтобы излечиться, нужно время, но и его может не хватить, чтобы оправиться окончательно; и сказала она так не потому, что не нашла ничего получше, а потому, что была права. Я был болен, и давно, и однажды, повстречав меня, она решила остаться рядом, сделав из меня безропотного спутника. Но я, будучи каким-то блуждающим спутником, унесся прочь и вернулся, лишь когда было поздно. Слишком, слишком поздно.

Я наблюдаю за путешествием так, будто все разворачивается у меня перед глазами. В первый день, поскольку вода в реке Коллингвуд стоит очень низко, им приходится тащить плоты волоком километров семь вниз по течению до того места, где река впадает в другую реку, Франклин. При таком низком уровне воды Франклин в месте слияния с Коллингвудом тоже больше походил на сухой ручей с редкими лужами между камнями. В первый день Аляжу пришлось во всех отношениях несладко. Физически это была пытка, поскольку клиентам недоставало ни сноровки, ни желания отрывать от земли и перетаскивать оба плота, при том что каждый плот весил больше сотни килограммов, а посему пыжиться по большей части приходилось ему, Аляжу, на пару с Тараканом. Но тело его не было создано для тяжелой работы. Его нежные руки горели огнем – потому что приходилось хвататься за концы нейлоновых палубных обвязок, чтобы перетаскивать плоты. Его спина разламывалась – потому что приходилось поднимать плоты за подушки. Они расположились биваком у места слияния Коллингвуда с Франклином, в лесу, на небольшом пятачке устланного галькой берега. Ночь выдалась до того ясная, что они улеглись спать, не разбивая палатки, и Аляж знал – завтра вода в реке упадет еще ниже, потому что дождя не предвиделось и завтра, а значит, мышцы у всех одеревенеют вконец, да и ссадин только прибавится, потому что вкалывать придется не на шутку.