Пол Боулз - Под покровом небес

«Мне нужно послать телеграмму, — подумала она. — Это скорейший способ до них добраться. Где-то здесь должен быть телеграф». Но сначала необходимо было выйти на улицу, а до нее, по всей вероятности, еще идти и идти. Между ней и улицей, в разверзшейся впереди темноте, она может встретить Белькассима; меньше всего она хотела сейчас его увидеть. «Он же твой муж», — прошептала она и на секунду в ужасе застыла на месте. И тут же едва не подавилась нервным смешком: то была всего лишь часть нелепой игры, в которую она играла. Но пока она не пошлет телеграмму, она будет продолжать играть в нее. У нее застучали зубы. «Неужели нельзя держать себя в руках — хотя бы до тех пор, пока мы не выбрались на улицу!»

Стена слева от нее неожиданно кончилась. Она сделала два осторожных шага вперед и ощутила под носком туфли мягкую кромку пола. «Один из этих чертовых лестничных колодцев без перил!» — прошептала она. Она предусмотрительно поставила саквояж вниз, развернулась и шагнула обратно к стене, следуя вдоль нее тем же путем, каким пришла, пока рука ее не уткнулась в дверь. Она бесшумно открыла ее и взяла маленькую железную лампу. Женщина не пошевелилась. Ей скова удалось бесшумно закрыть дверь. Тьма рассеялась, и ее поразило, насколько близко находится саквояж. Он стоял у бровки спуска, но рядом с верхней ступенькой лестницы, так что она не упала бы далеко. Она медленно спустилась, стараясь не подвернуть лодыжку на покатых, кривых ступеньках, и очутилась в тесном коридоре с закрытыми по обеим его сторонам дверьми. Конец коридора повернул направо и вывел ее на открытый двор, пол которого был устелен соломой. Узкий серп луны светил сверху бледным светом; она разглядела большую дверь впереди, спящие вдоль стены возле этой двери тела и избавилась от лампы, поставив ее на землю. Когда она приблизилась к двери, то обнаружила, что не может отодвинуть гигантский засов, на который та была заперта.

«Ты должна его отодвинуть», — подумала она, но ощутила слабость и дурноту, как только ее пальцы надавили на холодный металл. Она подняла саквояж и разок стукнула его концом по замку, чувствуя, что он вроде бы малость поддался. Одновременно пошевелилась одна из ближайших фигур.

— Echkoun? — произнес мужской голос.

Она мигом присела и, крадучись, спряталась за гору набитых чем-то тяжелым мешков.

— Echkoun? — вновь произнес недовольный голос. Мужчина немного подождал и, не дождавшись ответа, опять лег спать. Она собралась было попытать счастья еще раз, но ее колотила такая дрожь, так сильно билось сердце в груди, что она прислонилась к мешкам и закрыла глаза. И вдруг, где-то в глубине дома, кто-то забил в барабан.

Она вскочила. «Это сигнал! — решила она. — Ну, конечно. Он бил, когда я пришла». Теперь уже не было сомнений, что она выберется. Она помедлила, собираясь с силами, потом встала и пошла через двор на звук. Теперь к первому барабану присоединился второй. Она прошла через дверь и очутилась в темноте. В дальнем конце длинного коридора открылся еще один освещенный месяцем двор, и когда она приблизилась к нему, то увидела полоску желтого света, бьющего из-под двери.

Она немного постояла во дворе, прислушиваясь к доносившемуся из комнаты нервному ритму. Барабаны разбудили петухов по соседству, и те начали кукарекать. Она еле слышно поскреблась в дверь; барабаны продолжали играть, и тонкий пронзительный женский голос начал выводить часто повторяющийся жалобный рефрен. Она долго ждала, прежде чем найти в себе смелость постучать снова, зато на этот раз она постучала громко и решительно. Бой прекратился, дверь распахнулась, и, щурясь на яркий свет, она ступила в комнату. На полу среди диванных подушек сидели три жены Белькассима и смотрели на нее широко раскрытыми от удивления глазами. Она стояла остолбенев, точно оказалась лицом к лицу со смертоносной змеей. Служанка одним толчком захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. Тогда все трое отбросили свои барабаны и наперебой затараторили, жестикулируя и тыча пальцами вверх. Одна из них вскочила и подошла к ней пощупать складки ее ниспадающего одеяния, явно надеясь отыскать там украшения. Она закатала длинные рукава, нащупывая браслеты. Две другие возбужденно показали на саквояж. Кит по-прежнему стояла неподвижно, ожидая, когда кончится этот кошмар. Тычками и понуканиями они заставили ее наклониться и открыть замок с цифровой комбинацией, чье хитрое вращение уже само по себе, при любых других обстоятельствах, приковало бы к себе их внимание. Но сейчас они были подозрительны и нетерпеливы. Когда сумка открылась, они тотчас зарылись в нее с головой, вытаскивая все содержимое на пол. Кит смотрела на них с изумлением. Она едва верила своему счастью: их гораздо больше интересовал саквояж, чем она. Пока они тщательно исследовали вещи, к ней отчасти вернулось самообладание, и вскоре она уже набралась достаточно храбрости, чтобы похлопать одну из них по плечу и жестом показать, что драгоценности наверху. Они все, как одна, скептически уставились в потолок, и одна из них послала служанку проверить. Кит испугалась и попыталась ее остановить. Она разбудит чернокожую женщину. Остальные разгневанно вскочили; последовала короткая рукопашная. Когда свара утихла и все пятеро стояли, тяжело отдуваясь, Кит, состроив гримасу отчаяния, приложила палец к губам, сделала несколько преувеличенно осторожных шагов на цыпочках и неоднократно потыкала пальцем в служанку. Потом надула щеки и постаралась изобразить толстую негритянку. Женщины моментально сообразили и важно закивали головами; они приобщились к духу конспирации. Когда служанка вышла из комнаты, они попытались допросить Кит: «Wen timish?» [98] Куда ты идешь? (Арабск.) — сказали они, и их голоса выдали скорее любопытство, чем злобу. Будучи не в состоянии ответить, она беспомощно потрясла головой. Это было незадолго перед тем, как вернулась служанка, объявив, по всей видимости, что драгоценности лежат на кровати — причем не только их, но и много, много больше. Выражение их лиц было озадаченным, но счастливым. Когда Кит встала на колени упаковать свои вещи в сумку, одна из них присела возле нее и заговорила голосом, который, без сомнения, больше уже не был враждебным. Она понятия не имела, что говорила женщина; все ее помыслы были устремлены к запертой на засов двери. «Я должна выбраться отсюда. Я должна выбраться отсюда», — снова и снова повторяла она про себя. Пачка банкнот валялась рядом с ее пижамой. Никто не обратил на них внимания.