— Слушай, сообрази мне пива.
Толстяк немедленно исчез.
Уже выводили Последнюю-Гастроль после приза, и она, наконец, вволю напилась, как вдруг к нашей конюшне подъехал пикап, из которого начали выносить нарядные картонные ящички.
— Что это? — удивился Драгоманов.
— Пиво для маэстро, — был ответ.
— В чем дело? Разве ты просил? — стал упрекать Драгоманов Эрастыча.
— Да ничего подобного, — ответил маэстро, — но ведь они вроде нашего толмача, языка человеческого не понимают. Просишь пива — и вот, пожалуйста!
К пиву было приложено письмо:
Сэр!
Сегодня на моем ипподроме собралось рекордное число публики. И я рад, что мы вместе с Вами можем отпраздновать день нашего совместного торжества. У англичан бездна недостатков, кроме одного: все свои предрассудки они забывают, когда видят классный финиш наездника, из какой бы страны он ни был.
Дж. Т. Томсон, директор
Наутро мы читали в газетах — в одних: «РОССИЯ БЫЛА И ОСТАЛАСЬ НЕ ЗНАЮЩЕЙ УДЕРЖУ ТРОЙКОЙ»; в других: «РУССКИЕ УМЕЮТ ВЫИГРЫВАТЬ НЕ ТОЛЬКО В КОСМОСЕ».
Наконец торги. Каждая лошадь шла под номером Езда Фокина и победа Эрастыча разохотили покупателей, и они стали наведываться еще до начала аукциона. Выжеватов сбился с ног. Встречая гостя, он просил своего помощника:
— Взгляни, на какой машине приехал. По машине и цену запросим.
Некоторых лошадей я демонстрировал под седлом, на разных аллюрах и в прыжке.
Самый торг состоялся в среду, и публики съехалось порядочно. Оркестр реликтовых пожарных старался сделать «Подмосковные вечера». Шла реклама: «ВПЕРВЫЕ НА АНГЛИЙСКОЙ ЗЕМЛЕ АУКЦИОН РУССКИХ ЛОШАДЕЙ: ТА ЖЕ ЧЕРНАЯ ИКРА, ТОЛЬКО О ЧЕТЫРЕХ НОГАХ И БЕГАЕТ».
— Надо было «советских» поставить, — заметил наш консул, который прибыл на аукцион.
К нам он подвел из публики какого-то высокого седого старика, державшегося, сразу видно, по-военному, и сказал:
— Ну, Алексей Степаныч, как вам нравятся наши орлы?
А тут подошла еще старушка англичанка, перед которой все расступались (ну, это понятно было по деньгам, которые она за лошадей давала), и говорит, дотрагиваясь до драгомановского плеча:
— Когда я думаю о России, мне представляются такие люди.
— Он, — заметил ей высокий старик, — как видно, в казачьем типе.
И спрашивает у Драгоманова фамилию, а потом спрашивает:
— Не ваш ли батюшка в Третьем Терском вахмистром был?
— Так точно, — чеканит Драгоманов.
— А сами вы, позвольте поинтересоваться, где служили?
— В Первой конной.
— Это, — пояснил нам про высокого старика Выжеватов, — тот, что ответил Гитлеру.
— Как ответил Гитлеру?
— В первую мировую попал в плен. В тюрьму. А в той же тюрьме сидел тогда Гитлер. Потом, когда уже Гитлер до власти добрался и пошел на нас… то есть на вас, он этого полковника решил использовать и вызывает. «Как вы относитесь к России?» А он ответил: «Так же, как всякий истинный немец к Германии». Гитлер язык прикусил, но по старому знакомству его не тронул.
— Так я говорил, — заметил насчет рекламы Драгоманов, — как надо было написать.
— Ребята, — ответил Выжеватов, — не учите. Пробовал я гаванскими сигарами под новым названием торговать: не идут! Сомневается публика: что это такое? А те ли это сигары, что называются «Гаваной»? И — карман худеть начинает. «Русское» Англия со времен Шекспира покупает. Обозначьте русского соболя или икру другим артикулом, что получится?
— Шекспир, — сказал переводчик, — называл хорошую пьесу русской икрой в «Гамлете», в третьем акте.
— Вот видите! Ведь большинство покупает не вещь, а вывеску. Думаете, многие понимают в мехах, соболях или в тонкостях вин? Главное сказать: «У меня русский соболь. Да, да, тот самый, что со времен Шекспира…» — и пошло. Спутник — это уже другое дело. Это советский, не отымешь!
Тем временем специально приглашенный аукционер взялся за дело.
— Господа, — воззвал он, — взгляните на этого жеребенка, господа! Тетка у него выигрывала, бабка — выигрывала, а мать у него — внучка самого Риголетто, который приходится полубратом нашему чемпиону чемпионов Скажи-Смерти-Нет!
Покупатели рассматривали жеребенка со всех сторон.
— Породистые лошади, — не унимался аукционер, — это единственная аристократия, которую признают Советы.
— Что он городит, что он городит? — опять взволновался Драгоманов.
— Прошу, — успокаивал его Выжеватов, — не в свое дело не вмешивайтесь. Лишнего он не скажет, а без перчика у них тут… у нас тут нельзя. Это же не дипломатические переговоры, а торговля.
Читать дальше