Дмитрий Урнов - Железный посыл

Мальчику я сказал:

— Знаешь, у меня таких, как ты, двое уже растут. И я теперь каждый раз, когда в седло сажусь, все больше о них думаю. Стипль-чезы не для семейных.

Но почему-то после этого ответа малыш отвернулся и о стипль-чезах больше расспрашивать не стал. «Пусть их, стипль-чезы, Прахов скачет», — думал я между тем про себя.

Перед нами на пути был дом, двухэтажный и с надписью «Сельмаг». Навстречу нам выбежал человек, будто он нас поджидал и издалека завидел. Размахивая руками, он горячился:

— Нет, вы мне скажите, кого там, внизу, на земле, должен я за ноги подвесить!

— Вы видите? — еще горячее воскликнул он, когда мы вошли в его магазин и оглядели полки.

По одну стену висели хомуты, уздечки, платья, а по другую — в продуктовом отделе — лежала ветчинно-рубленая колбаса и стояла тушенка, тушенка, паштет, гречневая каша, консервированная с…

— Видите? — указал продавец, как трагик, на продуктовый отдел.

— А что такого? Колбаса, паштет, каша с…

— Нет, вы смотрите лучше, с чем каша? Что за колбаса?

— Да что вы меня экзаменуете?

— А то, что все это сплошная свинина! — и некоторое время у человека этого больше просто не было слов.

Потом он пришел в себя и продолжил:

— Вот вы мне и скажите, кого я должен за ноги подвесить? Ведь это в насмешку просто — прислать свинины сюда, где чтут обычай предков и сам исполком есть свинины не станет!

— Ну так и не станет…

— А вы будете свинину есть?

— Мне нельзя, но…

— Ага! — не дал уж и слова сказать продавец.

— Я — жокей!

— На лице у вас написано, кто вы такой, уже не рассказывайте.

— Я — Насибов.

— Так и я вам сразу сказал — Насимов.

— Н-а-с-и-б-о-в, — произнес я наконец так, будто это не я вовсе говорил, а выкрикивали мое имя после победы в Большом Призе, иначе, видно, до этих людей, которые живут так высоко, и не докричишься.

— Правильно! — подхватил продавец. — Это у вас на лице и написано. И вы тоже как миленький свинины употреблять не станете. И про жокеев всяких мне не рассказывайте. Вы лучше мне скажите, как план выполнять, когда некому товар потреблять? Вам свинину нельзя, ему нельзя, — оглянулся он на моего меньшого спутника и спохватился: — Э-э, нет, ему вот свинину можно! Сколько же вам сделать?

Чтобы уж поддержать высокогорную коммерцию, мы запаслись свиным паштетом.

— Берите больше! — советовал продавец. — Выше вы уж ничего нигде не возьмете.

— Положить некуда, — объяснил мальчик, — у нас ни сум, ни тороков нет. Седла спортивные!

— А хомуты вам не требуются?

— Нет, мы — скакуны, — гордо ответил карапуз.

— А и правда, — скользнул продавец взглядом по нашим лошадям. — Вот тоже, навезли хомутов, а кому они нужны, когда тут веками в хомуте никто не ездил! Кушай, сынок, на здоровье, расти большой…

— Особо расти мне не следует, — сурово отвечал мальчик. — Трудно вес будет держать.

— Что ты говоришь? — продавец изумился, но видно, только из вежливости, потому что голова его была слишком занята вопросами: «Кого за ноги подвесить?» и «Как план выполнить?» А мы, это он сразу понял, серьезного вспомоществования оказать ему не были способны.

Мы двинулись дальше. Орел в вышине не шевелился. «Насибов!» — думал я. Вот мне, жокею, приходится отвечать, отчего одна свинина, и самому спрашивать, где доктор. Зачем это все, когда мое дело — хлыст, уздечка, понимание пейса?.. Но Драгоманов прав: в нашем конном деле крюк далекий сделать надо, чтобы к финишу первым прийти или хотя бы с местом остаться. Нужна ведь лошадь, а лошадь такую найти — это…

— Стой! — сделал я знак мальчику и указал вперед.

Мы нагоняли повозку, запряженную волами. А сидел в повозке человек, которого я сразу же, пусть и со спины, узнал.

— Тихо! Разыграем его сейчас.

Человек трясся в обнимку с транзистором, который говорил ему: «…перед сном. Полезно также обтирание холодной водой и далекие прогулки. Людям пожилого возраста следует…» Как, собственно, его разыграть, я еще не сообразил. Пожалуй, подкрасться сзади и крикнуть что-нибудь оригинальное, как кричу я обычно в повороте конюхам. Голос транзистора вперемежку с тарахтением колес и скрипом ярма, кажется, вполне заглушал наши копыта. Но человек тоже, верно, спиной чувствовал наше приближение и обернулся. И вместо розыгрыша я крикнул:

— Артемыч!

— Мастерам! — отозвался он, и сразу видно было обращение искушенного лошадника.

Это был знаменитый табунщик, Герой Труда, бригадир, в литературе не раз описанный.