Камеристка невесты была племянницей мельника - у того повсюду были племянницы и кузины; она провела Крабата к невесте. Без платья, в бледном свете луны, он мало отличался от Райсенберга. Невесте было велено не открывать глаза и не мешать жениху болтовней. Поэтому она не удивилась молчанию Крабата, тем более что его действия отвечали всем ее ожиданиям.
Когда дело дошло до того, чтобы в третий раз ответить ее ожиданиям, пробило полночь, и Якуб Кушк отвел Вольфа Райсенберга, которому очень хотелось увидеть себя в будущем, в нишу. Райсенберг отчетливо увидел брачное ложе, которое почему-то приняло странную овальную форму.
"Видишь ли ты себя?" - вкрадчиво спросил мельник.
"Черт побери, - ответил Райсенберг, - как в зеркале!"
Предвкушая грядущие события и понимая, что такой великий праздник случается не каждый день, он в течение целого часа наслаждался будущим, позабыв о настоящем. В это время Крабат и Кушк поменялись местами, и, пока Крабат держал перед глазами Райсенберга трубу, в которую тот смотрел, как в зеркало, мельник крутил свою мельницу, и невеста пила вино там, чтобы освежиться, а Вольф Райсенберг здесь, чтобы распалить себя.
Когда пробил второй час нового дня, он отправился на место своих грядущих дел. Однако невеста заснула от праведной усталости крепким сном, и Вольфу Райсенбергу с большим трудом удалось разбудить ее.
"Уже поздно, - пробормотала она, на мгновение приоткрыв глаза, - меня как будто размололи".
Вольфу Райсенбергу, захотевшему наутро узнать во всех подробностях про свои ночные подвиги, ничего не оставалось, как, отбросив собственные сомнения, разделить веру невесты в его чудесное раздвоение. Потому что все, что выделяло Райсенберга из обычных людей, усиливало его могущество.
Создатель Книги о Человеке тут же записал, что хитрость - это острый осколок стекла в кармане, а шутка - целебные капли для глаз в мире слепых, где господствует Райсенберг, и все, что можно использовать против Вольфа Райсенберга, годится в качестве строительного материала при новом создании человека.
8. 227
Пусть шутка хороша, как средство, исцеляющее от слепоты и покорности, а хитрость годится, как осколок стекла, который может перерезать веревку палача, но дружка Петер Сербин, сидя в крепости, написал на дощатом столе - поскольку бумаги у него не было - следующие слова:
Горькая земля тысяч смертей!
Просо, пустившее ростки, и жалкая смерть от голода.
Просо, поднявшееся из земли, и смерть в реках крови.
Рот забит землей, и трудно выпрямить спину.
Соленый пот сделал сладкой землю и горькой траву под виселицей.
Цветущее просо, и смерть в битве, о которой поют в песнях.
Горькая земля тысяч смертей, и трудно выпрямить спину.
Созревшее просо, и изжеванная горькая, сладкая земля.
Стражник принес свекольную баланду, прочитал написанное на столе и спросил, что это значит. Заключенный пристально посмотрел на него, ответил, а солдат, чья левая нога гнила где-то на Дуомоне (форт под Верденом, где в 1916 г. шли кровопролитные бои), увидел на стене камеры - а может быть, стены и не было - человека по имени Крабат, который распахивал участок невозделанной земли. Он вырубал заросли терновника, вырывал с корнями чертополох и пырей, собирал камни и складывал из них невысокую - по колено - ограду.
На закате пришел Вольф Райсенберг. "Посади назад терновник, - приказал он, - и пусть чертополох и пырей растут на своих местах! Чтобы все было как прежде!"
Крабат сказал: "Я хочу посеять просо".
Вольф Райсенберг приказал: "И камни отнеси туда, где они были". Он взял камень и швырнул его на середину поля.
Крабат бросил камень обратно.
"На будущий год я запашу землю, на которой ты сейчас стоишь", - сказал он.
Вольф Райсенберг перескочил через каменную ограду.
"Ты не будешь стоять там, где стою я", - сказал он и изо всех сил толкнул Крабата в грудь.
Всю ночь они боролись друг с другом. Трижды пригибал Вольф Райсенберг голову Крабата к земле - жри свое поле! - и трижды поднимал на спине Крабат Райсенберга вверх и бросал вниз. Наконец, когда уже начало светать и запел первый жаворонок, Крабат высоко поднял своего врага и перебросил его через каменную ограду. "Пускай бы мне пришлось жрать землю, - сказал он, - тебе не топтать больше моего поля!"
Но стена вновь стала стеной камеры, и стражник протер глаза, кто знает, может, он вдруг прозрел. Петер Сербин понимал, что один ответ - это не волшебное заклинание, которое сделает слепых в слепом мире Райсенберга зрячими. Их нужно учить видеть, учить терпеливо, потому что снова кто-нибудь из них станет слепым, и долго еще люди будут верить в детскую сказочку про коварную змею с древа познания. И снова кто-нибудь из нас продаст оба своих глаза, чтобы проникнуть в замок нищего, и напишет книгу о вечном проклятии зрения и о блаженстве слепоты. И каждому из нас придется отдать один свой глаз слепому, чтобы тот прозрел. Горькой землей часто будет забит рот, и трудно будет выпрямить спину.
Читать дальше