Юрий Брезан - Крабат, или Преображение мира

"Нельзя сделать так, чтобы люди не умирали, - сказал Николаус Холька. - Но надо сделать так, чтобы они не убивали друг друга. Скажи это своему мальчику".

Он очень ясно увидел тех двух молодых парней - чужих, незнакомых, - в затянутой илом воронке от снаряда один нацелился штыком, другой замахнулся прикладом. Почему? Миллиарды рыбешек огромным косяком плывут по океану, плывут час, два, вдруг резко поворачивают вправо, влево, послушно, все как одна. И когда огромная хищная пасть заглатывает миллион рыбешек, остальные продолжают плыть, как ни в чем не бывало, все как одна: вправо, влево, прямо.

"Убивают друг друга и делают вид, будто ничего не происходит", - пробормотал Холька.

Хандриас Сербин кивнул. Немного погодя он тихонько поднялся, потому что Холька и в самом деле уснул. Он осторожно положил ему руку на плечо и пожелал с миром отправиться в дальний путь. Когда он открывал дверь, Николаус Холька сказал: "И расскажи ему про лесника и про то, что нас было пятеро".

Внук Хольки, который доставил Хандриаса Сербина к деду и отвез его назад, тоже услышал эти слова.

Дня через два или три после похорон он снова поднялся на холм, потому что эти слова были последними словами его деда и он хотел узнать, что они значили.

Хандриас Сербин работал во дворе, его жена сидела на пороге дома в складном шведском кресле из алюминия и грелась на солнце; дни уже были по-весеннему теплыми.

Почти одновременно с внуком Николауса Хольки по лесной тропинке на холм поднималось пятеро мужчин. Они громко и весело разговаривали, нарушив покой стариков, повесили свои охотничьи ружья на торчавший рядом с дверью в хлев деревянный крюк, где раньше висели хомуты, и с какой-то трогательной и все же само собой разумеющейся почтительностью по очереди подошли к старой женщине, поздоровались с нею и назвали свои имена.

Троих она узнала по голосам: главного врача маленькой больницы, в которую по желанию последней владелицы был превращен замок Райсенбергов, каменщика Доната, к семидесяти годам сделавшегося вдруг страстным охотником, и каменотеса Хитцка - он сидел с Яном Сербином в школе за одной партой и теперь, возвращаясь с охоты, частенько захаживал на холм поболтать немного со стариками.

Двух других - молодого крестьянина и грубоватого шофера - она даже по имени не знала.

Каждый охотник - казалось, сегодня они решили просто проветрить свои зеленые куртки и охотничьи ружья - отыскал себе местечко, где бы усесться. Каменотес, чувствовавший себя свободнее других, принес из кухни треногий табурет для старика, а внук Николауса Хольки, не зная, оставаться ему или уходить, прислонился к стене.

Врач достал оплетенную кожей бутылку с можжевеловой водкой и пустил ее по кругу, начав с Хандриаса Сербина. "За ваше здоровье, - сказал он, - и за вашего сына!"

Старая женщина тоже отхлебнула крошечный глоток. "Если бы я только получше видела", - сказала она.

Грубоватый шофер - голос у него был такой, будто он говорил из пустого пивного бочонка, - сказал: "Черт побери, хотел бы я иметь такого сына".

Все они обсуждали предполагаемое открытие Яна Сербина, только врач и учитель биологии Холька не принимали участия в общем разговоре. Хандриас Сербин хмурился, а его жена дружелюбно и робко улыбалась сменявшим друг друга голосам. Собеседники спорили по поводу неясных для них в открытии Яна Сербина вещей, пока наконец каменщик Донат не обратился к учителю: "Ты ведь должен все это лучше знать".

Узкоплечий, маленького роста учитель так увлекался генетикой, что считал уроки - те, что должен был проводить по учебной программе, - помехой своим научным занятиям. Уже на третьем слове он оглянулся, привычно ища школьную доску. Они сняли с петель дверь и прислонили се к стене, а жестяная коробка с цветными мелками всегда была у учителя с собой в машине. Цветные мелки писали очень бойко и, видно, хорошо знали свое дело. Шестеро мужчин удивлялись, качали головами, говорили о Яне Сербине и его науке и забыли про стариков. Старый Сербин пошел в огород взглянуть на парники, а его жена вздремнула. Учитель знал о слухах, которые ходили вокруг открытия, но не стал их касаться. "Цель, - сказал он, - раскрыть тайну жизни". Эту фразу он часто встречал в книгах, и она казалась ему очень убедительной.

Но каменотес сразу же придрался к его словам: "Это похоже на строчку из стихотворения, ты не можешь объяснить попроще?"

За учителя ответил врач: "Всякая жизнь - химический процесс. Если постичь его законы, можно научиться им управлять".