Н. Денисов - Пожароопасный период

– Давай! шепотом говорит Райка.

– Вкусная… Ты о чем пишешь, Райка?

– Про отца. Как он с фронта пришел.

– Помнишь, что ли? Во дает!

– Мама рассказывала.

– Тише! Тише там на «камчатке». Пора закругляться, дети, скоро звонок, – учительница ходит возле парт, заглядывает в тетрадки. На «камчатку» не заглянет: боится или стесняется? Шурка это чувствует. Он подумал об отце. Просто так подумал, не представил даже. Этот «бугай», как называет его мать, «живет у сударушки в дальней деревне, к своим дитям бестыжих глаз не кажет».

Дума короткая, мимоходная, погасла, не обожгла.

За окном, на дороге, опять та же лошадь в телеге, мужик в дождевике. Теперь он сидит на поклаже, едет обратно. «Интересно, кто из мужиков?» – думает Шурка. По узким колесным колеям догоняют телегу два ручья. Серое небо ворочает лениво и медленно такую же серую муть. Бусит и сеет. И это надолго.

Ворона прошлась по жердине прясла, деловито и старательно почистила о кол горбатый клюв, собралась каркать.

Со звонком сорвались с парт азартно и дружно. Толкаясь в дверях, выбежали из тепла. Холодок школьного двора напахнул прелым листом, мокрой поленницей.

– Гончий поросенок! Гончий поросенок! – боязливо выкрикивал чей-то голосишко. Шурка не обернулся. Отпнув ногой калитку, перемахнул лужу. На обочине дороги приметил две старых жердинки с завитушками бело-сизой, подгнившей уже, бересты. «Хватит на целую истопку! В потемках схожу». – отметил Шурка и, сутулясь, закинув тряпичную сумку за плечо, широко и устремленно пошагал к дому.

Жена пальяновского механизатора Григория Бакалдина Лиза вернулась из города чем-то донельзя растроенная. Ездила она только на один день, на выходной, побегать по магазинам, купить кой-чего семье. И купила. А тут еще дома никто не встретил, как полагается, дверей не открыл.

– Где отец-то? – отыскала она глазами сына Володьку, валявшегося в это время на полатях с книжкой.

– На ковре, – хмыкнул Володька сверху и перебросил через брус жердястые, в расклешённых шароварах ноги. – Маг привезла?

– Привезла, привезла твой маг, всадила, прости господи.

– Японский?

– Кто его знает? Продавщицы включали, поёт по-заполошному. – Посовалась по избе и опять: – Отец-то, спрашиваю, где? – она не расслышала, что – на «ковре».

– А-а, – отмахнулся Володька. – Висит Иисус Христос на своём месте.

– Что-о? – Лиза поняла, кинулась в сени, распахнула двери в чуланчик, откуда напахнуло свежими березовыми вениками. Охнув, она опустилась на куль с отрубями и совсем поникла.

Григорий, спутанный ременными вожжами, стоя во весь рост, был привязан к стене, и широко, как птица в полете, разбросил руки, тоже перевитые вожжами, концы которых, завязанные петлями, держались за два вколоченных боронных зуба. Такие чудеса уже приключались в доме Бакалдиных, но сейчас Лиза напугалась, потому что произошло без нее.

– Живой ли уж? – только и промолвила она и осуждающе перевела взгляд на Володьку. Тот топтался в дверях чуланчика с ухмылочкой: вроде, и горя ему мало, что отец в таком положении.

Голова Григория свешивалась на грудь, спутанные волосы закрывали глаза. Лиза приблизилась к мужу, боязливо отстранила со лба прядь, подняла за подбородок. Григорий не отреагировал. Он спал. Спокойно и глубоко.

– Разит-то, господи, винищем! За что его опять?

Володька дурацки усмехнулся, переминаясь, как молодой жеребенок, в своих клешах.

– Наши, значит, шведам проигрывать начали. Шайбу за шайбой. Одну, вторую вкатили. Ну, швед, русский рубит, колет. Батя и того: шарики за ролики заскочили. Схватил со стены «тулку», как шарахнет из обоих стволов? Телик аж подпрыгнул и – в дребезги.

– Господи, господи-и! Из ружья по телевизору! – застонала Лиза, опять опускаясь на куль с отрубями. – Кончил, знать? Такую дороговись!

– Ясное дело, кончил, – спокойно подтвердил Володька. – Как шарахнет дуплетом, пыжи войлочные аж на кровать срикошетили и зашаяли. Из чайника заливал.

– Ты-то куда смотрел? Твоя-то садовая голова где была?

– Дак мы не одни были. Федя Сорокин с Иваном Андреевым болели.

– Вот и оставь одних, вот и оставь! Много они выпили?

– Ясное дело. Ну батя как дробалызнет из обоих стволов. По шведам хотел.

– По живым-то людям. Чё деется! – совсем потерянно произнесла Лиза.