Но кусок хлеба все же есть. Черствый, как наждачный брусок, сладкий. как хлеб. Я поднимаюсь с кровати, сажусь на подоконник, грызу корочку. В стайке опять проголосно пропел петух. Рассказывала мне Ирина Афанасьевна, что года три назад жила там корова одной из ее знакомых старушек. Домик старушки снесли, ей дали «на пятом етаже квартеру», а с коровой так и не могла расстаться. Пришла и говорит, мол, у тебя, подружка, стайка пустая, приведу-ка матушку-кормилицу поставлю, об остальном не беспокойся. И привела, и поставила. Ходила утром и вечером за две улицы с подойником. Придет, обиходит коровенку, пол даже в стайке помоет, выскоблит ножом до дресвы. Молоко, понятно, на базар выносила. А на выручку и сена и отрубей покупала. Привозили за двести рублей машину сена на зиму, сваливали на место огуречных грядок. «Да какая польза, что держишь, все доходы на корма уходят?» – «Ан нет! – отвечала старушка. – Она меня кормит, а я на кормилицу трачусь. Оба довольные».
Такие люди жили-были в Городке!
Вот о чем думаю я, глядя в блеклые утренние сумерки. А надо бы свою жизнь перебрать по косточкам. Так ли жил, что оставлю после себя? А что думать, перебирать: бегал в школу, служил, два года учился в институте, влюблялся. Когда-то мои ровесники командовали полками, дивизиями, фронтами даже. Да-а! Теперь-то как? Нас за мальчиков на побегушках держат! Ну что ж.
Вперед к барьеру!
Мне стало вдруг весело: что оставлю после себя? Уже расписался, уже умирать собрался? Ты ж навскидку бил из карабина на стрельбище по ночным мишеням при мигающей подсветке! И все же. Жаль, правда, не съездил в свою деревню – всего лишь семьдесят километров от Городка! Впрочем, я сейчас напишу домой. А что писать? Что? Тогда Тоне напишу – вот так и оставлю на столе в развернутом виде. Нет, не поднимется рука, нет таких слов, чтоб объяснить то, что ждет меня на том берегу реки на зорьке.
Накинув куртку, выхожу во двор. Прохладно. На кустах конопли возле сеней и коврике конотопа, возле ворот, зябнут крупные бисеринки росы. Скоро инеи упадут. Вот и кончается твое, Владимир Иванович Золотов, каникулярное лето. Кончается.
Из далека-далека, будто удар весла по воде, глухо донесся ружейный выстрел. Затем другой, третий. И тут же, с улицы, близкий, пронзительный в утреннем Городке – треск мотоциклов. Я глянул в щель забора: ехали охотники – при двустволках и патронташах. Да, ведь сегодня открытие осенней охоты! Это опять развеселило: легче будет и мне пробираться улочками на ту сторону реки в условленное для дуэли место.
Вернулся в дом, собрался. В кухне, погремев о ведро кружкой, как это делает Иван Захарыч, попил, снял с гвоздя под матицей потолка ружье и патронташ. В комнатке своей все же написал записку хозяевам: «Если что, простите меня великодушно!» И, как злоумышленник, вышел через окно в сад.
На условленное место я пришагал первым. Старенькие ботинки – да, так и не успел купить новые! – набухли от росы, мокрые брюки зябко липли к щиколоткам. Оглянулся на канатный мостик, по которому перебрался сюда, он еще раскачивался. В стороне, на просторной поляне, мирно порокотывал огромный желтый бульдозер – какой-то там заграничной фирмы. Я восторженно посмотрел на могущее чудище, в котором рвали гужи и копытили землю от нетерпения сотни три лошадей.
– Эй, охотник, закурить найдется? – от бульдозера бежал парень, косолапо загребая траву. «Вот еще не хватало свидетелей!» – поморщился я. Но парень был сама простота и невинность. «Здорово, я Коля Редикульцев. Не узнаешь? Меня все в Городке знают!» – хвастался он, широко и откровенно улыбаясь.
Я натряс ему в ладонь сигарет из пачки. Парень, жадно закуривая, продолжал молотить о каком-то сооружении, под строительство которого он второй день расчищает площадку.
– А-а, поставят какую-нибудь шарагу. Лучше бы храм возвели! Почему сейчас храмов не строят? Не знаешь? Ну не для молений там разных, не для опиума, просто для красоты!
– Храм на крови! – усмехнулся я своим мыслям,
– Да ладно тебе, земеля! – и парень, так же косолапя, побежал к своему желтому чудищу с блестящей от розовой зари «лопатой».
Пора было появиться В. Д. И он появился. Из-за кустов прибрежного тальника приглушенно вырулил синий «жигуленок» и В. Д. – в кожаном плаще и широкополой модной шляпе вышел из него во всем своем великолепии.
– У вас уже и машина? – искренне удивился я. – А кто ее погонит обратно в Персиково, интересно знать?
В. Д. побледнел.
– Слушай, Золотов, фамилия у тебя хорошая, да не тому, видно, дана.
Читать дальше