Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

— Как, Эди? — В голосе Удомо звучала явная насмешка. — Что ты наметил для Тома?

Эдибхой перестал улыбаться и опустил глаза. Наступило неловкое молчание. Лэнвуд переводил взгляд с одного на другого.

— А разве вы не за тем вызвали меня домой, друзья? — Он вдруг почувствовал неловкость.

Удомо подошел и сел рядом с ним.

— Видите ли, Том, все это не так просто. Вы же знаете, что комиссариат не подвластен правительству — следовательно, это отпадает. В Ассамблее в данный момент вакансий нет. Но если и были бы, не можем же мы послать туда вас. Такой возможности ждут сотни заслуженных партийных работников.

— Но вы только что сказали, что Пол…

— Ах, Том! Вы же не новичок в политике. Среди горских племен Мэби пользуется большим авторитетом. Сейчас Эндьюра старается переманить их на свою сторону. Эди говорил вам. А если в Ассамблее их будет представлять Мэби, они пойдут за нами…

— А я не представляю никого, — тихо проговорил Лэнвуд. И все вдруг увидели, какой он старый. — Я креол. Мои предки были вывезены за океан, и, хоть сам я вернулся, корней у меня здесь нет. Но я отдал борьбе всю жизнь.

— Вас привезли на родину, Том, когда вы были еще ребенком. Вы здесь не чужой. Просто вы очень долго жили в Европе. Народ должен получше узнать вас. И не забывайте, здесь еще очень сильны племенные связи. Нужно разрушить их. Нужно противопоставить им национальное единство. Эндьюра играет на предрассудках и суевериях, которые породил племенной строй. Мы должны бороться с ними, иначе никогда не построим сильное государство, которое могло бы встать в один ряд с любой из современных европейских стран. Чтобы мир прислушался к голосу Африки, надо создавать сильные современные государства. И тут вы сможете принести нам большую пользу. Вы говорили о книге. Пишите ее. Партия ее издаст. Пусть это будет началом. Узнайте заново свой народ. Но будьте осмотрительны: наши люди не похожи на европейцев. Не забывайте о наших обычаях… А теперь пошли спать. Завтра у меня трудный день. Встреча с белыми промышленниками. А это народ хитрый… Мы еще поговорим на эту тему.

Он встал. Лэнвуд никак не мог прийти в себя. Мхенди старался не смотреть на него. Эдибхой налил себе виски и с бутылкой в руке подошел к Мхенди.

— Давай, что ли, по последней? — сказал он и одним глотком осушил свой стакан. — До свидания.

Удомо сказал Эдибхою:

— Приходи ко мне пораньше. Джонс тоже придет. Я стягиваю силы против господ бизнесменов. — Он неожиданно улыбнулся. — Жаль, что нельзя позвать Селину…

Они вышли на веранду вместе с Эдибхоем. Звезды ярко сверкали на черном небе. Двое рослых часовых в лунном свете походили на призраков. Шофер Эдибхоя проснулся, едва его хозяин взялся на ручку дверцы. Часовые распахнули ворота…

Через полчаса Удомо неслышно вошел в комнату Мхенди.

— Я ждал, пока заснет Том, — прошептал он.

Мхенди зажег настольную лампу и удивленно посмотрел на него.

— Ты еще не раздевался? Я думал, ты уже спишь.

— Только в это время я и могу заниматься бумагами. Приходится вникать буквально во все. У нас в кабинете три пустых места: три человека, которые считают, что подписывать бумаги — единственная обязанность министра. Не представляю, что бы я делал без Эди… Ну, да я пришел к тебе не за тем, чтобы плакаться. Выпьешь что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Удомо присел на край кровати.

— Что же нам с ним делать?

— С Томом?

— Да. — И вдруг его прорвало — Черт возьми! Что я, слепой был там, в Англии? Ведь он совсем не изменился. Или, может, я опять ошибаюсь?

— Нет, он не изменился; постарел немного, а в остальном — тот же.

— Просто не верится. А впрочем, чего там не верится. Так оно и есть. Достаточно вспомнить Англию. А ведь сколько лет я на него молился… Но все-таки, что нам с ним делать? Он будет здесь только мешать.

— Ты говорил с Сел иной?

— И с другими тоже. Да я и сам вижу. Я подумывал о руководящей должности в партии— закулисной, разумеется. Но он не годится для этого.

— Ты уверен?

— А ты нет?

Мхенди вздохнул.

— Том уже старик, ему скоро шестьдесят. Всю жизнь он мечтал о революции в Африке и писал о ней. В его представлении все это очень просто. Он здесь только первый день и видит все сквозь призму собственных сочинений. Эта революция — цель его жизни; мечта, ставшая явью.

— Все это я понимаю. Но как он ведет себя! Вздумал поучать исполнительный комитет партии и, конечно, восстановил всех против себя.

— Он ведь считает себя отцом революции, Майк…