Арчибальд Кронин - Мальчик-менестрель

— С таким сердцем она может умереть в любую минуту.

Ее заветной мечтой было увидеть любимого сына рукоположенным в сан служителя Божьего. А теперь надо было сообщить миссис Фицджеральд, что в ее теперешнем состоянии ей просто не доехать до Рима. Я был не в силах нанести ей столь сокрушительный удар, и моя мама, которая благодаря появившемуся у нее свободному времени могла навещать свою подругу каждый день, а кроме того, обладала изрядной толикой житейской мудрости, уговорила меня хотя бы месяц повременить с дурными вестями.

И вот случилось так, что мать Десмонда однажды вечером легла спать, рисуя в голове яркие картины блестящего будущего сына, и уж более не проснулась, а следовательно, не столкнулась с ужасной действительностью, полной отчаяния и разочарования. Она ушла из жизни с миром и не чувствуя боли.

Десмонд, которого сразу же известили телеграммой, приехал за день до похорон; он был печален, но вел себя сдержанно, без аффектированных проявлений скорби, которых можно было от него ожидать. Я заметил, насколько он изменился. Пять лет в семинарии не прошли для него бесследно, научив его хладнокровию и выдержке. Моя мать резюмировала это следующим образом: «Десмонд наконец повзрослел».

Даже стоя у свежевырытой могилы, он держался очень хорошо, хотя по щекам его все же текли слезы, и слезы горькие. Поскольку из семинарии его отпустили всего на три дня, сразу же после похорон он встретился с адвокатом. Ежегодная рента прекратилась одновременно с жизнью миссис Фицджеральд, которая, однако, сумела сберечь для Десмонда более трех тысяч фунтов. Кроме того, он должен был получить деньги от переуступки прав на аренду дома. Многие вещи из ее прекрасного гардероба, включая меховое манто и новенький, с иголочки костюм, несомненно предназначавшиеся для церемонии рукоположения, она завещала моей маме, так же как и некоторые наиболее ценные из предметов обстановки, — драгоценные дары, вызвавшие слезы на глазах у их получательницы.

И хотя сам я ни на что не рассчитывал, миссис Фицджеральд завещала сто фунтов и мне.

Поезд Десмонда отходил только в полночь, а потому сразу после вечернего приема больных я пришел к своему старому другу, и мы молча сидели в притихшем доме, чувствуя такую близость, будто никогда и не расставались.

Вполне естественно, что Десмонд снова заговорил о матери, хотя в конце разговора не смог удержаться от того, чтобы не изречь банальной истины:

— Скажи, разве не удивительно, сколько хорошего может сделать мужчине хорошая женщина?

— И сколько плохого, причем очень плохого. Оглянись, кругом полным-полно таких.

— Алек, ты у нас реалист, — улыбнулся Десмонд. — Степень ты уже получил. Что собираешься делать теперь?

Я объяснил ему, что это всего лишь первая ступень и я собираюсь писать докторскую диссертацию, а потом попытаюсь получить звание члена Королевского колледжа врачей.

— Впрочем, задачка не каждому по зубам. Дело чрезвычайно непростое.

— Алек, ты непременно справишься.

— Десмонд, а как ты представляешь себе свое будущее?

— Не так ясно, как твое. Буквально через несколько недель меня посвятят в сан, а поскольку начальство не всегда было мною довольно, то у меня нехорошее предчувствие, что в наказание мне дадут самый захудалый приход, скорее всего в Ирландии, где я родился.

— Но тебя подобная перспектива не устраивает.

— Не устраивает, хотя это может пойти мне на пользу. Мои взгляды немало изменились, в частности, благодаря трогательной заботе добрейшего отца Хэкетта. — И, поймав мой удивленный взгляд, он продолжил: — Алек, этот Хэкетт — чрезвычайно странный человек. Ведь поначалу я всеми печенками его ненавидел, а он в свою очередь всячески демонстрировал мне свою неприязнь. Я считал его грубияном и садистом. Но на самом деле он просто фанатик. Он одержим идеей миссионерства. Он хотел бы вместе с выпускниками возглавляемой им семинарии нести слово Божье дикарям. Я считал его помешанным. Но теперь уже нет. Он напоминает мне одного из апостолов, возможно, Павла. И теперь я люблю и уважаю его. На самом деле он меня покорил.

— Ты что, видишь себя вторым Святым Патриком?

— Не смейся, Алек, — вспыхнул Десмонд. — Нам не дано знать, что нас ждет впереди. Ведь и ты можешь ни с того ни с сего бросить медицину и сделаться писателем. А я в один прекрасный день могу отойти в мир иной где-нибудь в тропических джунглях. — При этих словах я не выдержал и громко расхохотался, а Десмонд тут же ко мне присоединился. Но потом, снова став серьезным, он продолжил: — Так или иначе, теперь я понимаю и уважаю Хэкетта и хочу отплатить ему добром за добро. В Риме должен состояться конкурс под эгидой Римского музыкального общества при поддержке Ватикана с участием молодых, недавно рукоположенных священников или послушников, которых должны посвятить в духовный сан. Основная идея конкурса — поощрять использование вокальных данных во время мессы, литании и так далее. Воистину благородное начинание и название носит не менее благородное — Золотой потир. И отец Хэкетт хочет, чтобы я участвовал в конкурсе. — И после непродолжительной паузы добавил: — Мы ведь совсем небольшая семинария в Торрихосе, причем страдающая комплексом неполноценности и значительно менее известная, чем наша соперница в Вальядолиде. Какой душевный подъем это нам даст и какую известность позволит приобрести, если нам, конечно, удастся выставить приз — Золотой потир — в центральном окне.