Франсуаза Саган - Здравствуй, грусть

Крайне ускоренный характер развития обнажил то, что не бросилось бы заметно в глаза при более плавной и последовательной эволюции. Но в данном случае вышла наружу, стала очевидной явная бесчеловечность системы, обеспечивающей прибыль, доход, богатство и в конечном счете — прогресс. В рамках действия ее механизмов человек, отдельный индивид нужен лишь как участник процесса производства, как хорошо отлаженный инструмент или как безотказно действующая «покупательная машина», способная обеспечивать выгоду. Все остальные человеческие качества не нужны, мешают функционированию системы.

Становилось ясным, что происходящие изменения не были ориентированы на защиту и укрепление гуманистического начала. Сфера «человеческого фактора» оказалась слишком загрязненной, зараженной «отходами производства», что сказалось на общем моральном состоянии общества.

Резко изменились нравы, развилось стремление к потреблению материальных благ как к единственной цели и главному смыслу существования, усилилась тяга к показной роскоши, к престижности, к разного рода удовольствиям и развлечениям. Внешнее, броское, поверхностное ценится теперь неизмеримо выше, чем подлинное, глубокое, значительное.

Чисто функциональный, расчетливый подход проникает и в область чувств. Человек нужен человеку лишь для «дела», для практических целей не только в социально-производственной сфере, но и в рамках семейно-личностных отношений. Все труднее и реже понимают друг друга близкие люди, все острее ощущают они взаимную отчужденность, все чаще вспыхивают конфликты, вызванные нарушением душевных и духовных контактов. Связи между личностями оказываются крайне поверхностными, непрочными и легко рвутся. Резкое обострение некоммуникабельности становится нормой и тяжело ранит души людей.

К этому нужно еще добавить, что сознание огромного большинства населения постоянно гложет все нарастающая неудовлетворенность их потребительских запросов, которые никогда не могут быть полностью удовлетворены, ибо рождаются все новые и новые. Они создаются модой, соображениями престижа и вездесущей рекламой, диктующей вкусы и потребности. Происходит фактически манипулирование психикой и волей людей, превращенных в бездумные «автоматы» по совершению покупок (независимо от материального уровня, ибо, если нет денег, покупай в кредит, бери в долг).

В обществе постепенно накапливается недовольство, принимающее самые разнообразные, порой причудливые и резкие формы, особенно среди молодежи («хиппизм», левый экстремизм и т. п.). Своеобразным выхлопом этого накопившегося недовольства стали события мая — июня 1968 года, потрясшие весь мир бурным проявлением протеста огромного числа людей (тогда развернулась забастовка самая мощная за всю историю Франции — более 10 млн. участников).

Художественная литература середины 50-х — конца 60-х годов вобрала в себя и сублимировала эти настроения всеобщей неудовлетворенности, что и вызвало грустные интонации повестей, включенных в сборник. Люди, представленные на их страницах, не только лишены (в духе экзистенциализма) каких-либо идейно-нравственных опор и внушающих надежды идеалов счастливого будущего, но с особой обостренностью ощущают свое социальное одиночество в мире, где разорвались живые человеческие связи, где царит функциональный рационализм и холодный расчет.

Писатели, однако, не ограничиваются изображением несчастий и бед, которые переживают их персонажи, они раскрывают значительность и глубину их чувств. Тем самым восстанавливается истинная мера человека, ибо со всей очевидностью явствует, что как бы ни оболванивало людей «общество потребления», как бы ни принижалась значимость человеческого начала в современной действительности, человек был и остается великой, непреходящей ценностью. Каждая личность несет в себе целый мир духовного, психологического, эмоционального богатства. Она единична по своей сути, незаменима, и ее утрата невосполнима. Поэтому несчастья и беды человека, даже в сугубо личной, интимной сфере жизни обретают глубокий трагический смысл.

Для того, чтобы нагляднее выразить трагичность судьбы своих персонажей, писатели стремятся как можно полнее и выразительнее показать их психологическое состояние в момент кризисно-экстремальной ситуации, когда эмоции особенно обострены. Для этой цели они используют такие художественные средства, которые усиливают особую взволнованность, тревожное состояние действующих лиц. Передается и авторское эмоциональное отношение. Автор и персонаж нередко сливаются в единое целое даже в тех произведениях, которые написаны от третьего лица. Текст, как правило, излагается в форме живого монолога. Создается впечатление, будто это расшифрованная магнитофонная запись устной речи. Все это придает произведению особо доверительный, «исповедальный» характер.