Франсуа Нурисье - Хозяин дома

Рабочие того и гляди подхватят лихорадку либо их искусают крысы, и, однако, мосье Ру решает все вычерпать, вычистить, осушить, выскоблить. Он намерен воочию убедиться, как обстоит дело. Он добивается этого за три дня, а нас одолевают тучи мух и удушливое, гнилостное зловоние. Наперекор всем моим страхам у Джордано и его товарищей лица даже праздничные: им, видимо, приятно все это расчищать. И вот, наконец, бассейн открыт нашим взорам, он изрядно пострадал от времени и все же внушителен, по-своему красив. Меня издавна пугали замшелые, тинистые, сырые закоулки, укрывшиеся от солнца в непролазной зелени, всегда одолевало искушение предоставить их жабам (но когда кто-то другой опускает руки, я этого не понимаю…), а вот сейчас и ужас, и соблазн бездействия отступили перед видением прозрачного родника.

Скользя на тонкой пленке ила, в котором должна бы кишеть простейшая, первобытная жизнь, мы спускаемся в эту яму, чтобы осмотреть стенки и дно. Мосье Ру, подобно врачу на консультации, озабочен и даже удручен нашим будущим.

— Надо все скреплять сызнова, — твердит он, — все скреплять сызнова.

Наконец принято решение:

— Я вам все это покрою бетончиком.

После чего я выбираюсь наверх, усаживаюсь за письменный стол и угрюмо погружаюсь в вычитание. Лоссан — пиявка, способная высосать миллионы. Ко мне присоединяется Женевьева, проверяет эти подсчеты и, стараясь рассеять мою тревогу, доказывает, что они неверны (она ошибается в другую сторону). И в самом деле, в придачу ко всем тревогам, о которых я упоминаю, надо сказать откровенно о вечном безденежье. Правда, я привык из него выкручиваться довольно легкомысленными способами, но это уже другой разговор. Мы опять выходим во двор, успокоенные, как всегда после таких занятий арифметикой. Нам довольно, состроив серьезные физиономии, выписать столбик цифр на обороте какого-нибудь старого конверта (ох, какие мы мастера «округлять» итоги!) — и это нас утешает. Впрочем, сложение не относится к существу данной хроники, ибо, как я не раз пытался втолковать Женевьеве, по существу своему хроника эта — почти миф. Иносказание. Басня о простаке, который вообразил, будто ему под силу построить жизнь заново. Доведись мне когда-нибудь составлять руководство по окольным путям, речь пошла бы о блужданиях души; впрочем, сколько бы ни плутала душа, к ней возвратишься напрямик — и всякий раз окажется, что она была неподалеку.

Мы переживаем лучшую пору нашей сумасбродной затеи. Лихорадочная легкость владеет нами по-прежнему, но горячечное исступление стихает. Вчера нам доставили два грузовика гравия — мельчайшей гальки, обкатанной буйным течением здешних рек, розовато-серой, словно прозрачная, хрупкая ракушка. Ее рассыпали по земле, и, увидав, что получается, мы тоже в азарте схватились за тачки и за лопаты — возить и разравнивать; через несколько часов двор неузнаваем: строгий, какой-то степенный и вместе нарядный, а от этого преобразился и дом. Скрылась изрытая, обезображенная почва, заляпанная цементом, ощетинившаяся камнем; все стало ровное, гладкое, в мягких тонах, гравий похрустывает под ногами, его с разбега взметает на крутых поворотах разыгравшаяся собачонка (как все это памятно с детства!) — земля вновь обрела извечный дар успокаивать глаз и красить жилище. Дни текут в трудах, в чуть наигранном оживлении. Это помогает мне забывать, что сумерки по-прежнему тягостны и ночи долги. Роза прекрасно настроена, свела знакомство с деревенскими кумушками и, когда ходит за покупками — а всего-то надо взять яиц у Мартинесов, — пропадает битый час; может быть, сплетничает про нашу жизнь? Эта повесть всегда увлекает ее слушателей. Рабочие, которые еще задержались кое-где на разных доделках, с нами свыклись. Вино пьют без стеснения, стакан за стаканом. Мы с Женевьевой все чаще заговариваем о детях. Они уже скоро приедут. Всем родителям знакома мирная радость тех дней, когда все мысли отданы отпрыскам, но еще не надо ежечасно терпеть их общество. Вот тогда любишь их всего нежнее.

Отец я неважный, вспыльчивый, мастер только на увертки, умолчания, неловкости и промахи; но теперь мне радостно думать, что вот они впервые приедут в Лос сан, уж, наверно, им и любопытно и тревожно, а я приготовил им некий истинно семейный сюрприз. Так приятно, что дети у нас вдруг оказываются на первом плане Я поторапливаю мосье Ру; Роза проветривает комнаты второго этажа; я проверяю нашу здешнюю библиотеку, пока еще скудную: надо, чтобы для всех троих нашлись подходящие книги; словом, вихрь благих намерений. Под вечер я сам взволнован чуть не до слез. Немалое преимущество — вот так, когда вздумается, разогревать в себе варево, которым можно и подавиться, если оно простыло!