Сергей Кузнецов - Гроб Хрустальный. Версия 2. 0

– А ты знаешь, что это Чак заложил Вольфсона?

Только ты одна зовешь его Лешей, для всех остальных он - Чак. Каждый раз, услышав прозвище, ты про себя переводишь. Леша, Лешенька. Мальчик мой.

Большая перемена. Ребята гоняют по коридору, играют в футбол пластмассовой заглушкой от парт. С легкой руки химички их назвали "штучками" - сказала как-то: Перестаньте отбивать штучки от парт, - и понеслось.

Большая перемена. Тающий мокрый снег. Ты вышла покурить на улицу, накинула темно-красную куртку, сумку на плечо - и пошла. Уборщица прокричала что-то вслед про сменную обувь - ты сделала вид, что не услышала. Оксана и Света уже стоят у гаражей, прямо за яблонями. Голые весенние ветки. Осенью на них вырастали маленькие, с конфету, яблочки - их рвали на переменах. Белуга как-то увидела, разоралась: Прекратите немедленно, что вы делаете? Леша ответил тогда: Собираем плоды продовольственной программы. Так их теперь и называют: "плоды продовольственной программы".

Тающий мокрый снег. Голые весенние ветки. Холодный мартовский ветер. Шли вчера после школы вчетвером: я, Леша, Глеб и Феликс. Решили купить мороженого - ягодное за 7 копеек, уникальный случай. Ты улыбнулась, тебе казалось - кокетливо, и сказала: Мне хочется "Бородино". Леша протянул в окошечко 23 копейки, сказал: Мне "Бородино", пожалуйста, а Феликс тут же подхватил: И коньячку еще двести грамм! - и тогда Леша развернулся, рявкнул: Кончай страдать хуйней! - и у него были такие глаза, что ты испугалась. И вообще: он никогда раньше не говорил при тебе таких слов.

Холодный мартовский ветер. Светка ежится, зябко пританцовывает на месте, выскочила без куртки, вот дура. Бросает окурок в тающий мокрый снег, торопливо бежит назад. Круглые коленки зябко торчат из-под форменной юбки. Ты провожаешь ее взглядом, выдыхаешь голубоватый дым, представляешь, как Леша обнимает тебя, целует в губы, и тут Оксана говорит:

– А ты знаешь, что это Чак заложил Вольфсона?

Большая перемена. Голые весенние ветки. Две девочки у заржавленной двери гаража. Оксана в синей куртке из "Детского мира", ты - в своей темно-бордовой. Голубоватый дым сигарет. Прозрачный холодный воздух.

– А ты знаешь, что это Чак заложил Вольфсона?

Слова не складываются воедино. Знаешь, заложить, Чак, Вольфсон, ты, это… Что? Чак - это Леша. Вольфсон - это Вольфсон. Месяц назад его арестовали, точнее - забрали, отвезли в роно или в милицию, поговорили и выпустили. Вольфсон до сих пор ходит напуганный и гордый, по секрету рассказывает на каждом углу: приехали брать на двух машинах, мол, знали, что он когда-то занимался каратэ и может оказать сопротивление. Ты знаешь об этом, весь класс знает, но при чем тут Леша?

– Что значит - заложил? - спрашиваешь ты.

Холодный мартовский ветер. Оксана смотрит в сторону.

– Говорят, когда его Белуга поймала на уроке, он всё рассказал про Вольфсона.

– Всё - это что? - спрашиваешь ты.

– Не знаю, - отвечает Оксана. - Всё - это всё. Наверное, про Самиздат или еще что-нибудь.

Тебе нет дела до Самиздата. Из всей запрещенной литературы ты читала только "Лебединый стан" - и то потому, что любила Цветаеву, особенно любовную лирику. Иногда ты говоришь: тебя назвали Мариной в ее честь. Неправда, конечно: на самом деле назвали в честь матери отца, которую ты никогда и не видела. Да и самого отца тоже не помнишь.

Делаешь последнюю затяжку, бросаешь сигарету в лужицу талого снега, спрашиваешь:

– А кто так говорит?

– Все говорят, - отвечает Оксана.

Звенит звонок, вы бежите к школе. Следующий урок - математика, математичка не любит, когда опаздывают. Бежите вдвоем, синяя куртка и темно-бордовая, а в голове неотвязно: знаешь, что Чак заложил Вольфсона?

И вот теперь ты голая сидишь на краю тахты, плачешь, пытаешься понять, как же оно так случилось? Обычно вы начинали целоваться еще в лифте, тебе нравилось его дыхание, плотные губы, сильные руки на твоих плечах. Ты любишь целоваться: еще в прошлом году на днях рождения и школьных дискотеках ты перецеловалась со всеми мальчиками, влюбленными в тебя. Продавленный диван на кухне, широкое кресло в полутемной гостиной, коридор на третьем этаже школы, собственный подъезд. Ты еще никого не любила, целоваться шла в надежде, что Глеб Аникеев обратит на тебя внимание. Только осенью поняла: Глеб влюблен в Оксану. Ну и ладно, ну и пусть, зато из-за тебя Леша и Вольфсон подрались у гаражей, прямо под яблонями с плодами продовольственной программы.

Обычно вы начинали целоваться еще в лифте, но последние дни ты Лешу не узнаешь. Где его напор, улыбка, уверенность в себе? Вот и сейчас он стоял мрачный, смотрел в сторону. Вы вошли в квартиру, ты повесила куртку, сняла сапоги. В комнате Леша сам стянул с тебя свитер, освободил маленькие груди из лифчика. Ты сняла джинсы, кинула простыню на тахту, вы легли рядом и начали целоваться.