Валентин Тублин - Золотые яблоки Гесперид

Да я был бы последним тупицей, если бы не был согласен. То, что я умею баловаться, Б.Б. очень скоро понял. Теперь он уже не спросил бы меня об этом. Но это его нисколько не волнует, клянусь. Я знаю, он ко мне отлично относится, отлично. Такой вот замечательный директор – никогда бы не поверил, что может такое быть. Я только потом узнал, что он генерал. То есть во время войны он был генералом, командовал танковой дивизией. Орденов у него штук сто – наших, заграничных, каких хотите, но он их никогда не носит, только раз в году – в День Победы. Тогда он прикалывает и привинчивает их все – пиджака не видно. Вот какой у нас директор – из-за одного этого только можно учиться в нашей школе хоть двести лет.

Вот только с отметками я ничего сделать не могу. Это от меня не зависит, клянусь. Мне нетрудно учиться. Даже не так – я вообще не понимаю, что в учебе трудного. Мне даже кажется, что те, кто говорит, что учиться трудно, на самом деле не хуже меня знают, что вес это чепуха и учиться совсем нетрудно.

Совсем нетрудно! Костя сначала думал, будто я зубрила. Я его и спрашиваю: «А потом?» – «А потом, – говорит, – вроде бы нет». Вот я и говорю: «Это же так нетрудно – учиться. На уроке послушал, домой пришел, быстро все уроки сделал – и вагон времени. Девать некуда». А он говорит: «Так-то оно так, но как это все у тебя получается – не пойму. Я, – говорит, – тоже прихожу домой, но только сядешь за уроки, то одно отвлекает, то другое. Глядишь – уже вечер». Я его спрашиваю: «Что же отвлекает-то?» А он: «Мысли, – говорит, – разные. Как прицепится мысль, так прямо хоть ложись да помирай…»

Тут мы с ним друг друга не поняли.

Но все это – в том числе и разговоры, – это все было много после. А сначала была эта история с марками, я в то время просто с ума сходил.

Я начал их собирать лет в пять – сейчас даже уже не скажу, как это произошло, да вы и сами можете себе это представить, по-моему, в мире нет человека, который в детстве не собирал бы марок. Ведь они такие красивые. А отклеивать их с конверта так приятно: отрежешь прямоугольник, нальешь в блюдце теплой воды, опустишь туда марку и смотришь, как она плавает по блюдцу – точь-в-точь как маленький парусник. А потом, когда клей размокнет и бумага начнет отставать, марка вся скручивается и отходит, и ты ее берешь аккуратно – и на просушку: на промокательную бумагу – и в книгу. А потом уже в кляссер. Но конечно, это я сейчас так говорю. А тогда, десять лет назад, когда все только началось, я, понятно, этого не знал – просто отрывал с конвертов марки и наклеивал их в обыкновенной тетради. Это я теперь понимаю, что был просто варваром. Сколько я марок перепортил насмерть – убить меня мало, но ведь я тогда ничего не знал. Я жил тогда у деда с бабкой в маленьком городке под Херсоном, откуда мне было знать о филателии. Мне просто нравились эти цветные прямоугольники, и всюду, где можно, – в библиотеке, скажем, или еще где – я отыскивал старые конверты, а потом отдирал от них марки. Вот и все. И, конечно, ни о каком научном коллекционировании не могло даже речи идти. Я собирал, как сейчас говорят, «весь мир», другими словами, все, что попадается под руку. Без разбора. Все страны и континенты, все темы – фауну и флору, спорт, космос – все. Полный идиотизм, верно? Потому что и дураку понятно, что весь мир собирать нельзя. И даже не только потому, что не хватит денег – хотя, конечно, и поэтому тоже. Прежде всего не хватит времени. Даже если человек всю жизнь только тем и будет заниматься – все равно не хватит. Это все равно что вычерпывать море стаканом. Но когда тебе пять лет – ты этого ничего не знаешь. И в шесть – тоже. И в семь. А потом, после того как вы пособираете два-три года, вы к этому делу как-то остываете. Во-первых, школа. А во-вторых и в разных там третьих и десятых, появляются тысячи других дел. А некоторым кажется, что марки вообще можно собирать в пять или, там, в шесть лет, а позже – просто стыдно. Я вам скажу, что это все чушь. Наоборот. Чем больше ты погружаешься в это дело, тем интереснее, это я скажу по себе. Я тоже было бросил, когда пошел в школу. У нас в этом городке был отличный школьный стадион, и каждую свободную минуту мы играли в футбол. Я хотел стать вратарем. Таким, как Яшин. Я прыгал при любом удобном случае, где надо и где не надо, – развивал прыгучесть. Я был маленького роста, самый маленький в классе. Отличная прыгучесть, но роста – никакого. Я целыми днями висел на турнике или на дереве, где только было можно. Я прочитал где-то, что все дело в хрящах, и если у человека достаточно силы воли, чтобы висеть долго, он может сам регулировать свой рост.