Соломоника де Винтер - За радугой

Я надеюсь, вы понимаете, о чем я, доктор.

Я сидела на скамейке перед «Олив Плэйс», скрывая лицо за книгой, на случай если Джеймс выглянет из окна. Все должно было случиться на этой неделе. Я думала о расписании в школе, о том, когда Дейзи приходила домой и уходила на работу. Сегодня был вторник. Я знала, что убийство должно произойти в ночное время, чтобы мне было проще и было меньше свидетелей. В четверг и пятницу Дейзи работала в ночную смену в «Волмарте». Хорошо подойдет четверг. Я решила, что должна быть чистой, когда убью его, так что до убийства нужно было принять ванну.

Решено – четверг.

По четвергам Дейзи уходила на работу в восемь вечера и возвращалась домой в пять утра. Я бы сходила в школу, вернулась домой и после того, как Дейзи уйдет, я бы подготовилась, зашла к Чарли, потом отправилась к Джеймсу и убила его.

В моей записной книжке я записала крупными буквами:

ЧЕТВЕРГ, 23:00. УБИЙСТВО.

У меня был четкий и ясный план. Я не собиралась ничего рассказывать Чарли, не хотела снова упасть в его глазах и показаться ему слабой. Теперь из дома Джеймса вынесут не меня. Мысль об этом приободрила.

Однажды, когда я нашла заначку Дейзи, я вызвала проститутку. Набрала номер, они отследили по GPS мой адрес, и девушка тут же явилась. Никаких лишних разговоров. Когда девица увидела, кто заказал ее, она хотела развернуться и уйти. Я, не сказав ни слова, протянула деньги. Она засунула их в бюстгальтер и трусики и не ушла. Хоть какая-то компания. Ее звали Челси. Челси Старр.

– С двумя «р». Как Ринго Старр, – все время повторяла она.

Девушка сказала, что останется, если мы посмотрим по телику лотерею, потому что она каждый день покупала лотерейные билеты в надежде хоть что-то выиграть. Я согласилась, хотя было так скучно, что я вскоре уснула. У Челси были длинные грязные волосы и огромные черные стрелки на глазах. Она была одета в бархатную рубашку и юбку, которая едва прикрывала задницу. Я заставила себя поверить, что Челси красивая. Но подумала, что если бы она прошла мимо зеркала, в зеркале бы отразился брызжущий слизью монстр.

Жаль, что все это правда, доктор. Я хотела бы, чтобы это была всего лишь моя фантазия.

– Ты хочешь убить его, – произнес Чарли. Он сидел на кресле за стойкой. – Ты даже записку оставила, Блю. Я знаю, что это ты. Иначе как бы я нашел тебя? Нам нужно поговорить об этом. Я могу помочь тебе. Нельзя думать, что нормально вот так просто пойти и кого-то убить.

А если бы я рассказала, что есть в мире существа с глазами, ртом, носом, похожие на людей, но не люди? Те, что не испытывают никаких человеческих чувств. Существа, живущие, чтобы воровать, обманывать, пытать и разрушать. Я согласна – невинных убивать несправедливо. Но настоящих паразитов истреблять было, есть и будет справедливо. Возможно.

– Не знаю, – выдавила я.

– Знаешь. Я знаю, что знаешь. Пожалуйста, скажи мне!

Я посмотрела в карие глаза Чарли. Их радужки сияли вкраплениями золота, и я чувствовала, что тону в его взгляде. Было ужасно видеть это отчаяние в его глазах. Он был похож на выброшенную на землю рыбу, и я знала, что ничего не могу сделать, чтобы успокоить его, потому что причиной его волнения была я.

– Прости, – прошептала я.

– За что?

– За меня.

Молчание.

– Блю, обещай мне. Обещай, что не будешь делать глупостей.

Но я не хотела ничего обещать. И не хотела делать то, что он сказал. Никто меня не остановит. Никто не остановит демонов в моей голове.

– Блю! – вскрикнул Чарли в панике и схватил меня за плечи. Его лицо потемнело. Тень накрыла его губы, ресницы, отчаяние в глазах. Успокаивать Чарли у меня не было сил. И себя-то успокоить сил не было, не говоря уже о ком-то другом.

– Блю, обещай мне! Ты должна обещать, что не совершишь ошибку!

Молчание.

– Обещай!

Чарли схватил меня за руки. Он был весь наэлектризован паникой, которая била меня током через кончики его пальцев.

– Не могу! – воскликнула я. – Не могу, не могу, не могу!

Я оттолкнула его и закричала. Он попятился назад и уставился на меня в испуге, как будто я вдруг превратилась в какое-то непонятное существо. Меня тошнило от его заботливых речей, они пристали к моему мозгу, словно сахар, и я хотела избавиться от всей этой налипшей сладости. Я хотела, чтобы он возненавидел меня так же сильно, как я сама себя ненавидела, хотела, чтобы он разорвал меня на части, тряс, пока мои кости не стерлись бы в порошок, хотела, чтобы он чувствовал ко мне то же, что я чувствовала ко всем остальным, чтобы он мог смириться и больше не пытался меня переделать.