Бен Хетч - Знаменитый газонокосильщик

20 сентября: Я лежу в ванне в доме Сары, когда к дверям подходит Роб. Он говорит таким голосом, которого я раньше у него никогда не слышал. «Джей, это звонит твоя мама», — говорит он.

Первое, что приходит мне в голову, — что-то случилось с Чарли. Потом — с папой. Ведь маме сказали, что с ней все в порядке. Ей целиком удалили желудок, и доктор Мейтланд заявил, что ей ничего не грозит — у нее наступила ремиссия.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Боюсь, у меня плохие новости, — отвечает она.

Мама плачет.

— Я уже говорила тебе, что у меня отекли ноги, — говорит она. — Но теперь у меня еще и живот раздулся. Я была у врача, и он сказал, что процесс возобновился. — Она выдерживает паузу. — Это рак.

Доктор Мейтланд сказал, что отеки могут объясняться проникновением метастазов в печень. Мама говорит, что они собираются сделать анализы, но результаты будут известны не раньше вторника.

— Всего неделя отделяла меня от полного выздоровления, и я так хорошо себя чувствовала, — всхлипывает она. — Еще сегодня утром я сажала луковицы.

Я стараюсь вселить в нее оптимизм. Я говорю, что раз врач не считает, что надо предпринимать какие-то неотложные меры, это хороший знак. Я говорю, что первым признаком рака печени является рвота, по крайней мере, так утверждает Роб.

— Да, наверное, — отвечает она, — ведь я сегодня на ужин ела лосося.

— Все будет в порядке, мам, — убеждаю я ее. — Только подумай, как мы повеселимся во вторник, когда тебе сообщат, что результаты анализов хорошие.

— Да, — с удивительной нежностью говорит мама. — Все будет в порядке. Я в этом не сомневаюсь. Я совершенно не собираюсь умирать.

У меня возникает странное ощущение после того, как я рассказываю об этом Джемме, но я не жалею о том, что сделал. Обычно я предпочитаю не говорить о маме — в горле у меня тут же встает комок, и потом, мне не нравится, когда на меня начинают смотреть с сочувствующим видом, и все эти вопросы: «Сколько ей было? Как пала? Не слишком ли переживает Чарли?» Люди задают эти вопросы только для того, чтобы показать, как много они знают о смерти, и это выводит меня из себя. Обычно в таких случаях мне хочется рассмеяться им в лицо. И это еще одна причина, по которой я предпочитаю не говорить о маме. Однажды такое уже было — я рассмеялся в лицо распорядителю похорон мистеру Твену. Чего только стоил один его вид, когда он шел к нашему дому в своем идиотском сюртуке. «Догадайся, кто это», — сказал я Саре и, хотя в этом не было ничего смешного, не смог удержаться от хохота. Так что папе пришлось попросить меня взять себя в руки («Ты мне нужен сейчас»).

После похорон Сара уехала к себе, Чарли вернулся в школу, и на протяжении целой недели мы с папой только тем и занимались, что смотрели по видику фильмы. Мы посмотрели «Мост через реку Квай», «Героев Келли», «Дэмбастеров» и «День „Д“», первую и вторую части «Крестного отца», «Папиллон» и «Великий побег», «Лоренса Аравийского», «Покров», «Бен-Гурион», «Касабланку», пять фильмов Вуди Аллена и три Стива Мартинса.

В каком-то смысле это была хорошая неделя, мы сидели с палой перед телеэкраном, и течение наших жизней словно приостановилось.

В «Спартаке», которого мы посмотрели три раза, была одна замечательная реплика. Римский сенатор Марк Красс — Лоренс Оливье — случайно оказывается на загородной вилле и требует, чтобы ему показали гладиаторские бои. Питер Устинов — владелец виллы — недоволен тем, что сенатор требует боя до смертельного исхода, ибо понимает, что это может вызвать волнения среди гладиаторов. Его опасения оказываются справедливыми: начинается мощное восстание рабов под предводительством Спартака. Впрочем, это не имеет значения. Важна лишь реплика, которую произносит Лоренс Оливье своим хорошо поставленным актерским голосом: «Сулла — да будет проклято его имя и весь его род». Он говорит это потому, что Сулла со своей армией входит в Рим, чего, судя по всему, делать не следовало. И мы с папой начали целыми днями повторять эту реплику, стараясь добиться полного соответствии интонации Оливье. Я говорил, что он произносит это так, а папа возражал, что иначе.

— Сул-ла — да будет проклято его имя.

— Нет, Сулл-а — да будет проклято его имя.

И так без конца.

Папа собирается отправить Чарли в школу-интернат. Это выяснилось сегодня за семейным обедом. «Хочешь взглянуть?» — спрашивает папа и бросает мне через стол несколько проспектов. Сара кидает на меня косой взгляд, показывая этим, что ей обо всем уже известно и ее тревожит мое мнение. Когда я возвращаюсь в свою комнату, на подушке меня ждет еще одно письмо. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы папа перестал относиться к моей подушке как к доске объявлений.