Вирджиния Эндрюс - Руби

– Сен-Чарльз-авеню! – крикнул вагоновожатый.

Сквозь мое тело будто прошел электрический разряд. Ноги мгновенно стали ватными и отказались слушаться. Момент, который я так долго предвкушала, момент, которого я так боялась, был совсем близок. Сейчас я увижу своего отца. Сердце мое, немного утихшее в дороге, вновь принялось бешено колотиться. Вцепившись в кожаную петлю, свисавшую с потолка вагона, я заставила себя встать. Двери распахнулись, отрывисто лязгнув. Не помня себя от волнения, я вышла на улицу. Двери захлопнулись за моей спиной. Трамвай продолжил путь, оставив меня стоять на тротуаре. Я чувствовала себя одинокой, испуганной и растерянной. Издалека доносилась музыка и гул голосов – город продолжал праздновать Марди-Гра. Мимо промчался автомобиль, пассажиры которого отчаянно дули в трубы и тромбоны. Завидев меня, они принялись приветственно махать руками и метать в меня ленты серпантина. Через несколько мгновений автомобиль исчез, а я по-прежнему не двигалась, словно, подобно старому дубу, вросла корнями в тротуар.

Вечер был теплым и ясным. Я подняла глаза к небу, надеясь увидеть звезды, которые всегда успокаивали меня и вселяли надежду. Но здесь, в городе, залитом светом фонарей, разглядеть их было почти невозможно. Наконец я набрала в грудь побольше воздуха, взглянула на бумажку с адресом, которую сжимала в руке, как талисман, и поняла, что нужно перейти на другую сторону улицы.

После оглушительной праздничной какофонии тишина и безмятежность, царившие вокруг, производили странное впечатление. Мне казалось, что я, каким-то неведомым образом проскользнув в щель между реальностью и миром снов, попала в призрачное царство, нечто вроде страны Оз. Все вокруг выглядело сказочным – высокие пальмы, изящные фонари, мощенные булыжником тротуары, роскошные дома изысканной архитектуры, более похожие на дворцы, где обитают короли и королевы, принцы и принцессы. Особняки красовались в окружении огромных садов, из которых доносились нежные ароматы роз и каких-то неведомых мне цветов. Я медленно брела вдоль живой изгороди, поражаясь, что одна семья может жить на таком огромном участке земли, в таком просторном особняке. И откуда только у людей такое богатство?

Представшее моему взгляду великолепие так ошеломило меня, что я забыла про бумажку с адресом, которую по-прежнему сжимала в кулаке. Взглянув на нее, я выяснила, что стою как раз напротив особняка Дюма, и замерла, глупо выпучив глаза.

Огромный сад, окруженный зеленой изгородью, занимал не менее огромный участок земли. В саду виднелись многочисленные хозяйственные постройки. Что касается самого дома – дома моего отца, – то этот величественный особняк цвета слоновой кости более напоминал обитель какого-нибудь греческого бога, чем человеческое жилище. Двухэтажное здание украшали многочисленные колонны, капители которых были выполнены в форме перевернутых колоколов, увитых листьями. Над огромной галереей перед главным входом высилась еще одна, поменьше. Решетки на обеих галереях были ажурные, кованые, с узором в виде гирлянд: внизу – из цветов, вверху – из фруктов.

Медленно, как в сомнамбулическом сне, я обошла вокруг сада. При виде бассейна и теннисного корта мною овладело нечто вроде благоговейного трепета. Все отчетливее становилось ощущение, что я оказалась за пределами реальности и попала в страну грез, где царит вечная весна. Две белки, перебегавшие от одного дерева к другому, на секунду замерли и уставились на меня скорее с любопытством, чем с испугом. Голова у меня шла кругом от сладостного цветочного благоухания. Азалии, красные и желтые розы, гибискусы и еще какие-то чудные цветы, которых я никогда прежде не видела, пленяли взор. Решетки и бельведеры были увиты виноградными лозами и гроздьями пурпурной глицинии. В деревянных ящиках на балконах росли петунии. Дом был ярко освещен, свет горел во всех окнах. Завершив круг, я вновь оказалась у главных ворот и замерла в нерешительности. О чем я только думала, пустившись в этот длинный путь? Уж конечно, люди, обитающие в этом сказочном дворце, не могут иметь со мной ничего общего. Будь они иностранцами, говорящими на неведомом мне языке, пропасть между нами не могла бы стать глубже. Сердце мое томительно сжалось, в висках пульсировала боль. Что я здесь делаю, простая каджунская девушка, никому не нужная сирота? Зачем я внушила себе, что после урагана несчастий, который обрушила на меня жизнь, в небе над моей головой засияет радуга? Самое разумное, что я могу сделать, – отыскать автовокзал, купить билет и вернуться в Хоуму.