Вирджиния Эндрюс - Руби

– Дедушка, что ты делаешь?

Он повернулся и устремил на меня злобный обвиняющий взгляд. Прежде он никогда не смотрел на меня так.

– Я знаю, она прятала где-то в доме, – пробурчал он. – В ее комнате я ничего не нашел, значит они где-то в другом месте. Руби, скажи где! Мне срочно нужно!

– Что тебе нужно, дедушка?

– Как – что? Деньги! Ее заначка. Она всегда откладывала на черный день. Мой черный день настал. Мне нужно починить мотор на лодке, купить кой-какое охотничье снаряжение. – Дедушка присел на корточки. – Чтобы заработать на жизнь нам обоим, Руби, я должен буду вкалывать как проклятый. Где деньги, девочка?

– Никаких денег у нас нет, дедушка. У нас тоже было немало черных дней. Однажды я даже добралась на пироге до твоей хижины, хотела попросить денег у тебя. Но ты спал на галерее, и я… не смогла тебя разбудить.

Дедушка Джек недоверчиво затряс головой:

– Наверное, она скрывала от тебя свою заначку, Руби. Она все любила припрятать подальше… даже от самой себя. У нее должны быть деньги! – заявил он, озираясь по сторонам. – И я их отыщу, черт побери! Переворошу весь дом сверху донизу, а отыщу! А если денег не окажется в доме, значит они зарыты где-то поблизости! Ты когда-нибудь видела, чтобы она копалась в земле?

– Никакой заначки у бабушки не осталось, – повторила я. – Ты зря теряешь время.

Я уже хотела сказать дедушке о деньгах, которые получила за картины. Но предостережения бабушки Кэтрин всплыли в памяти так отчетливо, словно она сама вошла в комнату и погрозила мне пальцем. Я решила немедленно спрятать деньги под свой матрас, ведь ясно было, что скоро он доберется и до сундука.

– Дедушка, хочешь есть?

– Нет. Пойду искать тайник во дворе, пока не стемнело. Потом продолжу в доме.

Дедушка ушел, а я водворила посуду на место и разогрела себе кое-что из еды, принесенной вчера добросердечными соседками. Ела я без всякого аппетита, почти не ощущая вкуса. Но я знала, подкрепиться необходимо, иначе сил не останется совсем. Покончив с едой, поднялась наверх. Со стороны заднего двора доносилось чертыханье дедушки и лязг лопаты: он явно решил перекопать всю землю вокруг дома. Правда, терпения у дедушки хватило ненадолго: бросив лопату, он отправился на коптильню и, судя по доносившемуся грохоту, там перевернул все вверх дном. Потом настал черед уборной. Наконец дедушка устал и вернулся домой. Я слышала, как он гремит в кухне посудой, готовя себе поесть. От разочарования он ревел в голос, точно теленок, оставшийся без матери. Вскоре к дедушке явились призраки, с которыми он вступил в беседу.

– Кэтрин, куда ты спрятала деньги? – вопрошал он. – Скажи куда? Почему молчишь? Разве не знаешь, что деньги нужны мне для дела? Если не отдашь их, я не смогу заработать на жизнь нашей внучке!

Наконец дедушка затих. Я на цыпочках вышла на лестницу и глянула вниз: он спал, уронив голову на кухонный стол. Тогда я вернулась в свою комнату, села у окна и принялась смотреть на тонкий серп месяца, выглядывавший из-за туч. Этот же самый месяц светит сейчас над Новым Орлеаном, думала я, пытаясь представить, что ждет меня в будущем. Суждено ли сбыться предсказаниям бабушки Кэтрин о том, что я стану богатой и знаменитой?

А может, это всего лишь мечты? Несбыточные фантазии, которые сверкают и переливаются, подобно паутине, усыпанной капельками росы. В лунном свете кажется, что перед тобой волшебная россыпь драгоценных камней, а утром видишь – это всего лишь паутина, жалкая и неприглядная.

В последующие дни время тянулось невыносимо медленно. Никогда оно не было таким вязким и тягучим, как после смерти и похорон бабушки Кэтрин. Взглянув на старинные латунные часы в гостиной в футляре из дерева вишни, я с удивлением убеждалась, что прошло всего десять минут. А мне-то казалось, последний раз я смотрела на них не меньше часа назад! Я старалась ни минуты не сидеть без дела, надеясь заглушить тоску, но это не помогало. Руки мои были заняты работой, а душа оставалась во власти воспоминаний.

Одна мысль преследовала меня с настойчивостью надоедливой мухи. Я обещала бабушке в случае ее смерти покинуть наши края и отыскать отца и сестру. Об этом обещании бабушка напомнила мне в день своей смерти и заставила повторить его. Она не хотела, чтобы я оставалась здесь с дедушкой Джеком. Но мысль, что мне придется сесть в автобус и отправиться в город, чужой и далекий, как другая планета, приводила меня в ужас. Я не сомневалась, что в большом городе буду чувствовать себя инородным телом, чем-то вроде устрицы в курином супе. Всякий, взглянув на меня, непременно подумает: «И зачем притащилась сюда эта неотесанная каджунская деревенщина?» Люди будут отпускать за моей спиной шуточки. А может, начнут смеяться прямо в глаза.