Вирджиния Эндрюс - Руби

– Несомненно! – заверил профессор Эшбери.

Он снова бросил взгляд на картину и повернулся ко мне.

– Возможно, вы станете самой лучшей моей ученицей, – добавил он.

Отец просиял от гордости, а я переминалась с ноги на ногу, чуть живая от смущения.

– Я, разумеется, не специалист по части живописи, но я тоже не сомневаюсь: Руби ждет большое будущее, – заявил отец.

– Чтобы увидеть ее талант, не надо быть специалистом, – улыбнулся профессор Эшбери.

– Позвольте показать вам студию, где вы будете заниматься с Руби.

Студия явно произвела на профессора сильное впечатление. Впрочем, она бы произвела сильное впечатление на любого.

– Ни одна студия в нашем колледже не сравнится с этой, – прошептал он так тихо, словно боялся, что его услышат попечители колледжа.

– Я не жалею никаких средств, профессор, если они ведут к достижению важной для меня цели! – заметил отец.

– Да, я вижу это, мсье, – кивнул профессор. – И буду рад видеть вашу дочь в числе своих учеников. Разумеется, если она готова много работать и беспрекословно выполнять все мои требования.

– Уверен, что так. Да, Руби?

– Что? Ах да, да! Спасибо! – выпалила я, все еще ошеломленная лестным отзывом профессора Эшбери.

– Мы с вами начнем с элементарных вещей, – предупредил профессор. – Сначала вы должны овладеть основами мастерства. Я разрешу вам свободно писать, лишь когда почувствую, что вы готовы к этому. Талант даруется многим, но лишь избранным хватает терпения и силы воли правильно развивать его.

– Руби будет стараться! – заверил отец.

– Надеюсь, мсье.

– Давайте вернемся в мой кабинет, профессор, и обсудим финансовые вопросы, – предложил отец.

Профессор кивнул, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– На какой день вы назначите ваше первое занятие, профессор?

– Думаю, на ближайший понедельник. И хотя у вашей дочери лучшая домашняя студия в городе, время от времени ей нужно будет приходить ко мне.

– Это не проблема.

– Tres bien [7], – сказал профессор, кивнул мне на прощание и вышел вслед за отцом.

Сердце мое бешено забилось от счастья. Бабушка Кэтрин всегда верила в мой талант – и, как выяснилось, не ошибалась! Она плохо разбиралась в живописи и уж тем более никогда не училась искусству. Но чутье подсказало ей, что я смогу добиться успеха. Сколько раз она повторяла, что я непременно стану знаменитой художницей. И вот теперь профессор, преподаватель колледжа, взглянув на мою картину, сказал, что я смогу стать его лучшей ученицей.

Подпрыгивая от радости, я побежала наверх, чтобы отыскать Жизель. Счастье переполняло меня, и в душе не осталось места для обиды и злобы. Жизель выслушала мой сбивчивый рассказ, лениво переставляя флакончики духов на своем туалетном столике. Когда я закончила, она с недоумением взглянула на меня:

– Ты и правда хочешь тратить все свободное время на какие-то занятия? Тебе что, школы мало?

– Конечно хочу. Это совсем не то, что школа. Я всегда мечтала заниматься живописью.

Жизель пожала плечами:

– Нет, мне хватит школьной мороки. Поэтому я и пением заниматься не стала. У нас и так почти нет времени на развлечения. То уроки надо делать, то к контрольным готовиться, то еще какой-нибудь ерундой заниматься. Родителям дай только волю, они не оставят ни одной свободной минутки. – Жизель помолчала и добавила: – Впрочем, не сомневаюсь, твой пыл скоро остынет. Когда у тебя появятся друзья и ухажеры, ты не захочешь терять время на всякую чушь.

– Для меня это не чушь! – отрезала я.

– Ладно, хватит об этом! – зевнула Жизель. – Держи! – Она бросила мне темно-синий берет. – Примерь-ка. Мы сейчас прокатимся во Французский квартал, развлечемся там немного. Может, в этой штуковине ты будешь выглядеть более стильно.

С улицы уже доносилось громкое бибиканье клаксона.

– Это Бо и Мартин! – подпрыгнула Жизель. – Идем!

Она схватила меня за руку и потащила за собой. Ни малейших сожалений по поводу того, что она только что оговорила меня перед отцом и Дафной, Жизель явно не испытывала. Ложь легко и свободно наполняла этот дом.

– На этот раз вы не собираетесь морочить нам голову? – спросил Мартин, распахивая перед нами дверь спортивной машины Бо.

– При дневном свете одурачить вас будет не так просто! – заявила моя сестрица. – Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Жизель – это я.

Мартин посмотрел сначала на нее, потом на меня и кивнул.

– Да, ты права, – произнес он таким тоном, что трудно было понять, кто из нас может считать его слова лестными.